Боги Лавкрафта

Воздух наполняла мерзкая энергия, жажда крови. Толпа колыхалась, готовая хлынуть на нас. Крики из обыкновенного шума превратились в рев, покрывавший все прочие звуки. Нас окружала толпа язычников, рабов чрева, каким-то образом погруженная в самый темный век человечества. Один из самых пьяных перепрыгнул через забор и бросился к быку, еще боровшемуся с очередным наездником. Бедное животное пришло в ужас.

А они все ездили и ездили на быках, пока, наконец, утомление не заставило меня перегнуться пополам, опереть руки о колени.

Веселье закончилось столь же внезапно, как и началось. На одном из быков в тот вечер проехались, наверное, человек десять. Бока животного покрывал пот, рот наполняла пена, из глотки вылетали звуки, непохожие на природные. Тут все и произошло. Огромный зверь в последний раз изо всех сил взбрыкнул задними ногами, а потом повалился на бок. Я сразу понял, что животное мертво, что оно, возможно, умерло, еще не прикоснувшись к земле. Где-то глубоко под нами что-то прогрохотало.

Вечернее веселье выдохлось. Настроение переменилось. Сыновья по одному разошлись. Оркестрик умолк, запаковал свое оборудование и был таков. Наступила полная темнота, и только холодные звезды светили нам. К нам подошел Козел, странным образом помрачневший. Он отсчитал каждому из нас на сотню больше, чем было оговорено.

– Вы поработали хорошо, – проговорил он, искоса глянув на мой обрубок. – Да вот ночь подкачала. Жаль, что так вышло. – Он затянулся дымком сигареты и кашлянул. – Пистон и ребята отвезут вас обратно. Однако им еще надо прибраться здесь, так что придется подождать. Даже не знаю, что они сделают с этим дерьмом. – Он кивнул в сторону мертвого быка, на шкуре которого начали собираться мухи. – Сожгут, наверно. – С этими словами он тоже исчез.

Скоро мы остались втроем. Сэм и Джейк привалились к гнилому забору и молча угрюмо ковыряли землю. У меня также не было праздника на душе, однако скулить на эту тему было бесполезно.

– Надо найти Пистона, – предложил я.

Они промолчали, и я не стал утруждать себя попыткой разговорить их. И просто направился по прежней главной улице. После того как с улицы исчезли оркестрик, байки и огни сцены, стало темно так, как бывает темно только в самой глуши, где даже огни далекого города не могут нарушить полноту ночи. Иными словами, стало темно, как в глухом аду, и даже когда мое зрение приспособилось к темноте, я мог только различить очертания домов. Добавим сюда неестественную тишину, и я честно признаю, что был несколько взволнован. И даже больше чем несколько.

Из одного из зданий донесся смех. Ударил луч света, и, следуя за ним, кто-то выкатился на улицу. Наверно, меня заметили или услышали, потому что в следующий момент фонарик повернулся ко мне. Прозвучал смешок.

Тонто.

– Клоун, – пробурчал он, сливая звуки по пьяни, или под кайфом, или от того и другого сразу. – Клоун-зомби. Ты мне нравишься.

За его спиной тьма сгустилась в крупное пятно – Пистон. Я ожидал, что за ним последует Боров. Не ожидал я другого – что он будет кого-то нести. Оба они присоединились к Тонто, и я замер на месте, немедленно осознав, насколько скверно складываются мои дела. Тонто что-то сказал, однако я не разобрал его слов. Все трое уставились на меня. Взвизгнула женщина. Боров ударил ее по лицу и велел заткнуться. Мне показалось, что я увидел, как из ее носа хлынула кровь.

– Идешь с нами, клоун? – буркнул Пистон.

– А куда? – спросил я по возможности естественным голосом, делая несколько шагов следом за ними.

Пистон поднял руку и указал на стену утеса, замыкавшего дорогу, на лоскут черной ночи, еще более темный, чем все остальное. Прежде скалу закрывала сцена, теперь ее не было. Они шли к пятну, которое могло быть только жерлом шахты, породившей городок и убившей его. И я сказал первое, что пришло мне в голову:

– Удачной случки.

Каждому мужчине – и каждой женщине, кстати, – выпадает такой момент, когда приходится решать, кто они и кем намереваются быть. Решать, на чем стоять, чтобы иметь далее возможность терпеть себя. Настал мой момент. Трое мужчин и тщетно сопротивлявшаяся женщина исчезли во тьме жерла. Что случится дальше, мне было известно. Они изнасилуют ее, и не по разу. А потом убьют. И ничто им не помешает. Никто не найдет труп, никто даже не станет искать ее в этой шахте. И на тот случай, если вы станете считать меня героем, добавлю, что, разделавшись с ней, они убьют и меня – за то, что стал свидетелем того, что видеть мне было не положено. И потому я принял единственное возможное в такой ситуации решение: последовал за ними внутрь шахты.