В случае синто этот период составил более 600 лет — от проникновения в Японию буддизма в VI в. до первых попыток систематических формулировок в рамках Исэ синто
в конце XIII — начале XIV вв., а последовательные усилия по созданию собственного догматического языка вообще относятся лишь к концу XVII — началу XIX вв. (фукко синто).При этом следует признать, что в диахронном аспекте остается проблема установления рубежа, с которого автохтонная религиозная система достигает такого уровня когерентности, который бы позволил говорить о ее принципиальном единстве и, соответственно, предлагать для нее единое название, в данном случае «синто». В случае Японии можно лишь утверждать, что конец VII — начало VIII вв., когда по приказу императора Тэмму было начато составление первой официальной мифо-исторической хроники «Кодзики»
(своего рода протоортодоксия на уровне мифического мышления), и были созданы регуляторные кодексы — «Оомирё:» ??? (правление Тэнти, 668-71), «Киёмихарарё:» ???? (правление Тэмму 673-86), «Тайхорё» (701 г.)[119] и «Ёро рицурё» (718 г.), в соответствующих частях, касающихся деятельности Управы Небесных и Земных Божеств (Дзингикан) являющиеся своего рода установлением протоортопраксии, было важной вехой в формировании единой религиозной системы синто. Кульминацией это процесса было составление в 927 г. регуляторного кодекса «Энгисики», который, однако, охватывал лишь часть святилищ (в «Энгисики» упоминаются 3132 официально признанных святилища, при этом особые строгости в соблюдении обрядов относились, главным образом к главнейшим 22 (нидзюнися). При всем этом никакой речи о каких-либо доктринальной унификации, да и вообще о какой-либо вербализованной транслируемой доктрине (?) речь не шла[120]. Синто оставалось «путем», интуитивно понятным и, что самое главное, ритуально выверенным, что и требовалось. Для государства, которое выступало главным инициатором интеграционных процессов, в том числе и религиозной сфере, идеологически важным было выстраивание «божественной» иерархии во главе с культом первопредка государева рода Аматэрасу, синхронизации и унификации обрядов. Наиболее полно эта идея была осуществлена лишь в конце XIX — первой половине XX в. (кокка синто).В связи со всем вышесказанным представляется вполне естественным, что на первом этапе проникновения и ассимиляция буддизма в Японии (что, как мы говорили, впоследствии стало стимулом для догматической саморефлексии синто), этой высокоразвитой религиозно-философской системы, обладающей мощным и хорошо разработанным категориально-понятийным аппаратом, инициатива была целиком на стороне буддийских ученых клириков. Их задача была конкретной и практической — разработка интерпретаций догматически обеспечивающих сочетаемость культа ками
и будд. Буддийские клирики мыслили в категориях «учения» (?), и потому существовала внутренняя потребность в теоретическом осмыслении складывающейся культовой практики. Опыт ассимиляции и интеграции местных божеств у буддизма был к тому времени уже богатый. Тем не менее, без новаций не обошлось.На начальном этапе автохтонная религиозная система восприняла будд как «пришлых ками
», более могущественные в определенных сферах нежели местные божества. А.Н. Игнатович отмечал, что «Будда выполнял функцию божества, регулирующего „должное бытие“ человека на двух уровнях: внутреннем (состояние здоровья) и внешнем (экологические условия существования»[121]. Японская элита решала вопрос о принятии новой веры именно в таких концептуальных рамках — допустимо ли почитание иноземного ками по имени Будда наряду с местными? Причем это отношение к буддам и бодхисаттвам как разновидности ками (их и объединяли в едином иероглифическом биноме — ??) продолжала сохраняться на всем протяжении японской истории, определяя во многом как ритуальную практику, так и теоретический дискурс, касающийся осмысления природы этих божественных сущностей и отношений между ними. Не поколебало этих представлений на уровне народных верований и их интерпретаций даже насильственное «разделение ками и будд» (симбуцу бунри), произведенное по указанию сверху в начале периода Мэйдзи.