— Ты недооцениваешь меня, приятель,— холодно произнес Веран.— Они и дальше будут слушать наши голоса, Как мы рассуждаем о ведении войны и о пользе перемирий. Наши голоса, ритмика беседы, длительность перерывов, даже шум нашего дыхания был проанализирован. Как ты думаешь, почему мы беседуем так долго? В это мгновение машинка выдает им болтовню, может быть, немного скучноватую, но вполне соответствующую их ожиданиям. И теперь мне не остается ничего другого, как прибегнуть еще к одной мере предосторожности. Я украшу твою шею новой безделкой.
Он не подавал никакого знака, но Корсон почувствовал, как сильные руки впиваются в него. Пальцы, которых он не мог видеть, заставили его задрать голову. На мгновение ему показалось, что сейчас перережут горло. Ради чего им надо теперь убивать его? И почему таким кровавым, чудовищным, омерзительным способом? Может быть, Веран любит купаться в крови своих жертв?
«А как же сообщение?— думал Корсон, ощущая холод металла на горле.— Он же сам сказал, что не может убить меня».
Шелкнул крохотный замочек. Корсон поднял руки к шее. Ошейник оказался большим, но легким.
— Надеюсь, он тебе не мешает,— сказал Веран.— Привыкнешь. Тебе грозит некоторое время пощеголять в нем. Может, всю твою жизнь. Внутри действуют два независимо действующих взрывных устройства. Если ты попробуешь снять его, он взорвется. И можешь мне поверить, взрыв окажется достаточно мощным, чтобы отправить на Аэргистал всех, кто окажется рядом. Если же ты попробуешь использовать какое-либо оружие против меня или моей армии, будь то дубина или трансфиксер, наиболее страшная штучка из всех, известных мне по опыту, ошейник вспрыснет в тебя весьма неприятно действующий яд. То же случится, если ты отдашь приказ, заставляющий применить против нас оружие кого-либо другого. И даже тогда, когда ты будешь ограничиваться разработкой плана войн против нас. Эта игрушка основана на том, что ты сам заставишь ее сработать, вне зависимости от времени и пространства. Она реагирует на определенную сознательную агрессию. Ты можешь ненавидеть меня, если уж это так тебе нравится, можешь убивать меня в снах по сто раз в сутки, если это тебя утешит. И тебе ничто не угрожает. Ты можешь сражаться как лев, но не против меня и моих людей. В конце концов, ты можешь заняться саботажем, но этр уж мои заботы. Теперь ты видишь, Корсон, ты можешь быть или моим другом, или сохранять нейтральность, но тебе не стать моим врагом. А если это унижает твое достоинство, то знай, что вся моя личная охрана носит такие же игрушки.
С удовлетворенным видом он посмотрел на Корсона.
— Именно это ты минуту назад назвал патом?
— Что-то в таком духе,— согласился Корсон.— Но уриане будут удивлены.
— Поймут. Кроме того, они уже получили отредактированную версию нашего разговора. Их крохотный передатчик не такая уж безделка. При соответствующем сигнале он может выделить достаточно тепла, чтобы убить тебя. Будь они предусмотрительнее, они бы поставили автоматический датчик. Выпьешь чего-нибудь?
— С удовольствием,— ответил Корсон.
Веран извлек из ящика стола бутылку и два хрустальных бокала. До половины наполнил их, сделал Корсону дружеский жест и отпил глоток.
— Я не хотел, Корсон, чтобы ты так сильно злился на меня за это. Ты мне нравишься, к тому же — ты мне нужен. Но я не могу доверять тебе. Все это уж слишком точно подходит друг к другу. И потому, что ты был здесь, что здесь сейчас, что здесь будешь. Я даже не знаю, что руководит тобой, что сидит в тебе на самом деле. То, что ты предлагаешь мне, Корсон, это измена человечеству. Это значит — пойти на службу к этим пернатым фанатикам, мечтающим лишь об уничтожении человечества, а взамен получить собственную безопасность и сравнительно неограниченную власть. Допустим, я могу пойти на это. Но ты? Корсон, ты не похож на изменника собственному народу. Или ты именно такой?
— У меня нет выбора,— ответил Корсон.