Читаем Богиня мётел полностью

ты себя нашел не на помойке,я себя ищу полсотни лет,ты на вкус то приторный, то горький,а на звук – расстроенный кларнет,у тебя глаза хамелеоны,у меня – с корицей изумруд,ты на берегу воды соленой,тиной мой затягивает пруд.ты себя (шутя) считаешь богом,для меня в психушке есть кровать,для тебя – фальшивая  подмога,мне на все давным-давно плевать,я живу , точнее, существую,где-то между было и прошло,в голову вместив свою больную
божество твое как барахло.

Не по инстинктам

скоропостижно кончилась любовь,без судорог, без обмороков, вздохов,ни хорошо мне без неё, ни плохо,зерно от плевел, шишки ото лбовперебрала да отряхнула руки,спалила на задворках,  как грешок,браслет переменив на ремешокдешёвый, не от жадности, от скуки.когда хочу узнать который час,цепляет глаз поношенное время,а ремешок безвремньем проверен,и нет у время времени для нас.ну, что часы? обычный циферблат,
однообразно суетятся стрелкиодним концом, другой, как у сиделки,приклеен намертво крупообразный  зад.под колпаком сотрутся письмена,арабские и римские цифиры,и шестерёнки, упокоясь с миром,оставят без вращенья времена.и вот тогда мы выучимся житьне как учили и не по инстинктам,и не кусочничать любовь по половинкам,"я" – целое, прошу его любитьи жаловать, не жалуясь на то,что, мол, не так свистит, не так летает,летают одинаково лишь в стае,и не летает вовсе кое кто.

Обычный день

обычный день,  не грустный и не злой,задумчивый, неприбранный и серый,обнюхивал  дома, скамейки в скверах,лениво наблюдал  за мелюзгой,он ни во что не верил и не ждални чуда, ни трамвай на остановке,он просто был, как  в липкой газировкеиспуганный  пучок осиных жал.последний снег дожевывал апрель,неаппетитно выглядело  нечтоиз недозрелых черри-человечков,покрывшее  дороги вермишель,и эта масса  вымучила всё:прюнель насквозь сидений и ботинок,
и даже, что особенно противно,росинок нонпарель души  босой.

Поровну

пустота у меня внутри,я в нее очертя головуна щелчок, не на раз-два-три, бестолковое растолковываю,открывала за дверью дверь,да  с петель все они сорваны,пустота в пустоте теперь,веры в "верю-не верю" поровну,израсходованы слова,сор из букв размела в стороны,растворяюсь в себе сама,в непокорности непокорная

Большой Ух

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги