– Я бы хотела почитать, – призналась Полина, – я думаю, я поняла бы, о чем там.
– Конечно. А вот и твои роллы.
Он тоже перешел на «ты», и Полине это показалось приятным и уместным.
– Ох, и как же их есть? – удивилась она, глядя на шесть рисовых колобков в обсыпке из красной сверкающей икры. – Прямо целиком в рот? Я же буду похожа на хомяка!
– Хомяка с палочками!
– Еще и палочки! – Полина рассмеялась. – Я не умею, совершенно не умею есть палочками!
Она вскрыла бумажную обертку, разломила палочки и неожиданно для себя удобно устроила их в руке. Помедлив, она аккуратно подняла ролл.
– Странно, – заметил Петр, – а я думал выступить в роли сенсея…
– Да, странно, – согласилась Полина. – Я была уверена, что не смогу. Но со мной такое бывает: иногда я вспоминаю то, чего вроде бы никогда не было.
– А я благодаря тебе вспоминаю то, что было, – вдруг сказал Петр. – Полина, послушай. Сегодня ты сказала фразу, которая заставила меня влюбиться в тебя. Правда, мне казалось, что это случилось раньше – когда ты бежала по ступенькам отеля, но на самом деле то был просто интерес к прекрасной незнакомке, напомнившей мне прошлую любовь. А сегодня я влюбился по-настоящему.
Полина так и замерла, хлопая ресницами, с роллом в руке наперевес.
– Я? В меня?
Петр кивнул.
– Ты говорила по телефону и сказала: «Не называй меня Полькой, меня зовут Полина».
– И что в этом такого?
Петр снял очки, сложил их и положил на стол. Без очков он выглядел моложе.
– Когда-то я услышал похожую фразу. Она сказала своей подруге: «Не называй меня Динкой! Динка – собачье имя, а я – Диана!». И…
– Ах, вот оно что, – фыркнула Полина и уронила рисовый колобок обратно на дощечку. – Знаете что, господин хороший, спасибо за приглашение, но кушайте сами и не обляпайтесь. Хватит раскапывать во мне динозавров своей юности, или же копайте в другом месте, а ко мне больше не подходите!
– Полина! – крикнул он ей вслед. – Полина!
Она, взбешенная, оттеснила официантку, которая подходила к столику с двумя дощечками с так и не опробованными ею японскими изысками, и буквально выбежала из ресторана, сердито стуча каблучками.
Если бы Петр вздумал ее сейчас нагнать, он не смог бы ее удержать ни секунды – так разъярена была Полина. Она неслась по темным улицам, готовая разреветься. Ну почему, почему ее так ранило то, что любовь этого мужчины предназначалась другой?
Она спешила прочь, мечтая только о том, как бы оказаться дома, в темноте уютной спальни, их с Глебом спальни, где все знакомо до последнего уголка. Где можно спрятаться под любимым одеялом и наплакаться вдоволь под шум цветущих яблонь.
Ей было одиноко и грустно, как маленькой девочке, которая ждет, когда же вернется с работы мама, чтобы прижать к себе, погладить по голове и сказать, что все хорошо, все устроится, что она, мама, ее любит…
Глупые, глупые надежды на то, что любовь к ней предназначается именно ей, Полине, а не какой-то там идеальной домохозяйке с идеальной фигурой и не неизвестной богине Диане, которую Петр Соболь вспоминает с таким придыханием!
Полина совершенно выбилась из сил и потерялась на незнакомых улицах.
Вокруг было непроглядно темно, угрожающе нависали над Полиной какие-то заборы и здания с темными окнами, поблескивала кое-где колючая проволока, за огромными мусорными баками кто-то шуршал. Полина заметалась от поворота к повороту, силясь найти нужный и снова выйти на центральные улицы, и тут-то случилось страшное: кто-то большой и темный шагнул прямо на нее и преградил путь.
– Помогите, – пискнула Полина и понеслась прочь, подпрыгивая на ухабах в своих туфельках. Сзади слышалось тяжелое дыхание и топот.
Ее загнали в угол! Ее ограбят, а может – изобьют или изнасилуют!
От этой мысли Полине стало совсем дурно, и она развернулась и изо всех сил залепила сумочкой преследователю по голове. Он аж пошатнулся, и что-то хрустнуло.
– Пошел вон! – заорала Полина, продолжая колошматить грабителя сумкой, а он лишь закрывался руками и пытался поймать сумочку, прилетавшую от разъяренной женщины раз за разом.
– Я тебе покажу! – воинственно кричала Полина, торжествуя от предвкушения победы. – Я сегодня была на боксе!..
И тут преследователь увернулся наконец, шагнул вперед и схватил ее за руки, а потом прижал к себе так крепко, что у Полины перехватило дыхание.
Вспомнились слова Ангелины: беги, беги и спасай свою жизнь…
Полина затрепыхалась, как рыбка, но тщетно: ее держали очень крепко, словно в металлическом кольце. И все-таки она упиралась, таща бандита за собой, стремясь к свету ближайшего фонаря, словно отчаявшийся мотылек.
– Хватит! – взмолился бандит, когда она последним рывком дотащилась таки до желтого круга света на сером асфальте. – Кто-нибудь обязательно вызовет полицию, и я отправлюсь в обезьянник. Только потому, что собирался сказать женщине, что люблю ее!
Полина, разглядевшая наконец в преступнике Петю Соболя, взволнованного и без очков, внутренне опустела и восторжествовала одновременно.