Картина выходила катастрофичная. Последний день Помпеи, подумала Аглая про себя, вскочила и кинулась действовать. Вулкан еще можно было одолеть.
Надев белую, с опущенными волнистыми полями шляпку, она пронеслась мимо секретарши, мирно стучащей спицами.
Та привыкла к тому, что начальница подчас летит куда-то, как на пожар, и ничуть не удивилась.
От белого «вольво», за рулем которого восседала дама в шляпке и очках в толстой оранжевой оправе, остановившегося у отеля «Акапулько», разлетались солнечные искры и блики.
Дама выскочила из машины, решительным шагом поднялась по лестнице и у ресепшена, немилосердно улыбнувшись, оттеснила мужчину в помятом жилете стального цвета.
– Простите, – сказала Аглая, – у меня жизненно срочно. Олеся, будьте добры, помогите – только вы одна во всем мире и способны мне помочь, – обратилась она к администратору ресепшена, прочитав имя на ее бейдже. – Я разминулась с подругой, мы давно планировали эту встречу, но, видимо, я неправильно записала адрес отеля… а теперь не могу ни дозвониться, ни найти ее. Диана Стрелецкая. Проверьте, пожалуйста.
Олеся подняла на нее глаза, готовясь возразить, но вдруг улыбнулась в ответ: широко-широко.
– Аглая Ивановна! Минутку…
– Не трудитесь, – сказал стоящий рядом мужчина в жилете: от него несся аромат лилий, – Диана – это неуравновешенная дамочка, которой я подал идею поиграть в раздвоение личности, а не та самая Стрелецкая. На самом деле дамочку зовут Полина Захаржевская, и она просто искательница любовных интрижек.
Олеся замерла, не зная, продолжать ли ей поиск.
Аглая развернулась к мужчине.
– Вы что-то знаете о ней?
– А вы? – спросил мужчина, глядя на нее серьезными светлыми глазами, обведенными по радужке синим темным кольцом.
– Я знаю, что Диану Стрелецкую похитили пять лет назад, следствие зашло в тупик, трупа обнаружено не было, и сейчас, пять лет спустя, появляется женщина, которая использует это имя, и первый же человек, с ней знакомый, пытается уверить меня в том, что эта зацепка – чушь собачья. А вы сами уверены в том, что говорите? Ваша совесть будет спать спокойно, если Диана действительно в беде, а вы мастерски снимете меня с ее следа? Или – вы прикрываете похитителя Дианы, пытаясь уверить меня в том, что эта женщина просто выдумщица?
Мужчина заколебался.
– Полина Захаржевская здесь проживала… – подала робкий голос Олеся.
– Спасибо, дорогая моя, – тепло ответила ей Аглая, – ты можешь что-то рассказать о ней?
– Ну… – неуверенно начала Олеся, – если вы говорите о Диане… то ее так называли участники семинара по фотографии, которые у нас размещались.
Аглая удовлетворенно кивнула.
– А где проводится семинар?..
– Погодите минутку, – сдался мужчина, – я вам все расскажу. Меня зовут Петр Соболь…
Глава 12
Для Карла Валерьяновича Шелепы Полина была не просто пациенткой – она была результатом его долгих кропотливых трудов в области гипнологии, психиатрии и психологии, ни грамма не оцененных научным сообществом. Научное сообщество мало того, что труды эти не приняло, – ужаснулось.
Идеи Карла Валерьяновича об осчастливливании людей посредством постепенной замены их памяти ложной показались научному сообществу чудовищными, а некоторые его сегменты – откровенно фашистскими.
Стоило только Шелепе опубликовать промежуточные результаты своих исследований (а начинал он робко, с тестов и опросов добровольцев, составлял графики и собирал данные), как на него обрушивалась волна критики.
Карлу Валерьяновичу, который не отчаивался доказать окружающим, что горе, беды и несчастья нужно из памяти стирать, чтобы полноценно жить дальше, не застревая в последствиях травматичного опыта, начало казаться, что критиковать его стало попросту модно.
Ему начало казаться, что на критике его исследований пиарятся и делают себе имена разные бездари и крикуны.
Отчасти так оно и было: тема действительно была громкой, обсуждалась повсеместно, и даже далекие от темы психиатрии и психологии люди стремились высказать свою точку зрения по этому поводу. Половина из них были дилетанты всех мастей, большая часть – глубоко религиозных, чего Шелепа никак не мог вынести – религию он презирал.
В конце концов опытный психиатр попал в простейшую ловушку: он спроецировал образ дурака-дилетанта на всех, кто критиковал его работы, и в итоге пропустил глубокие и хорошо обоснованные протесты значимых ученых.
Их имена многое говорили Карлу Валерьяновичу, некоторых из них он боготворил еще студентом, но поразительное единодушие их отзывов казалось ему слишком подозрительным – не подкупил ли кто, чтобы утопить его, Карла Шелепы, гениальное открытие?