Мать встрепенулась: сердцем почуяла, что неспроста самостоятельная и волевая Света ударилась в учения о мягкости и нежности. Влюбилась – было решено семейным советом, и Петра отправили на разведку к беглянке-дочери.
И что? Мамину слезную просьбу узнать, когда, кто и за кого – Петр не выполнил. Мало того, Света упорхнула в Тайланд, даже не повидавшись с братом.
Неужели так обидела ее семья, что не хотелось ей даже обнять родного человека? Не хотелось позвонить маме и сообщить радостную весть?
В глубине души Петр сознавал: да, обидела. Просто никто в семье, включая его самого, не может признать это и извиниться перед Светой. А она ждет этого извинения, и без него никогда не пойдет навстречу. Она смертельно обижена за отнятое у нее детство. С того момента, как маме сказали, что у Светы балетная фигурка и гибкость, мама словно расцвела.
Моя дочь балерина, твердила она, моя дочь будет известной балериной, и точка. Она так и представляла Свету гостям и друзьям: «А вот моя балерина!»
Света не знала детства. Она провела его в изматывающих тренировках, у балетного станка, часами затверживая одно и то же движение. Света не училась в школе: она была на домашнем обучении, чтобы не было ущерба занятиям балетом. Света не ела сладкого с семи лет, а с десяти она уже была на строжайшей диете. Выбор места обучения был однозначен: только хореографическое училище!
Вся семья ждала Светиного восхождения на балетный Олимп. Мама заполонила весь дом Светиными фото в трико, фото на сцене, фото в пачке, фото на разминке…
Света с Олимпа сорвалась.
И все дружно сделали вид, что поддерживают ее, понимают ее, что ничего страшного не случилось. Ничего страшного не случилось, твердила мама, кривя губы так, будто собиралась заплакать. И она действительно плакала, закрывшись в своей комнате, но все равно – громко, на всю квартиру, навзрыд. Она больше не представляла Свету как «мою балерину» и даже, кажется, поседела за несколько недель.
«Ничего страшного не случилось, просто ты предала мою мечту» – вот о чем говорил ее вид.
Петр знал, что страшное – другое: Света, маленький его любимый Светлячок, с детства мечтала стать ветеринаром.
Она ненавидела балет.
Он взял отпуск, чтобы обнять своего Светляка, попросить у нее прощения за себя, за то, что бездействовал, за то, что, будучи старшим братом, не спас ее. Не помог ей.
Но Света отвечала только на телефонные звонки и то – холодно и официально, как будто общалась с опаздывающим курьером: с легкой ноткой нетерпения. У меня все хорошо, сказала она, передавай маме привет, да, у меня есть мужчина, жених, муж. Мы любим друг друга…
У нее не нашлось времени на то, чтобы увидеться. Она собралась в Таиланд.
В чемодане так и останутся материны подарки: снова шкатулка с балериной, серебряная подвеска с балериной и теплые гетры для разогрева мышц.
Зачем они Светляку в Таиланде?
Второе разочарование: Полина-Диана. Когда он увидел ее в отеле, почувствовал, что земля ломается под ним на куски и сам он снова летит в пропасть, где сердце задыхается в сладком предчувствии счастья.
Она оказалась Полиной. Нежной, гордой и чем-то напуганной женщиной: милой, очень неуверенной в себе, интересной и начитанной.
Он искал в ней огонь прежней Дианы и, казалось, нашел: когда она обиделась на него в ресторане, о-о-о, она стала прежней – Дианой-охотницей, Дианой-победительницей! Надавала ему сумкой по физиономии, а потом – расцвела, расхохоталась, усевшись на бордюр.
И снова сердце утонуло в томительном ожидании чуда: это она, точно она! В ней снова кипит жизнь!
А она попрощалась и ушла. Ушла неловко, стеснительно – ушла Полина-Полиной, и ни капли прежнего огня в ней не осталось. Решил – не судьба. Мало ли в мире рыженьких зеленоглазых женщин.
И вот, когда он уже паковал чемодан, всерьез задумываясь о том, куда бы деть мамины презенты (везти их назад никак нельзя было), ему притащили записку с номером телефона и подписью: «Диана!»
Дальше – назначенное свидание, лилии, сомнения, кольцо с бриллиантами, и если честно – планы на свадебную поездку, – а потом – тишина, кровь и женщина с перегаром, которая утверждает, что вся эта охота за Дианой – всего лишь интрижка с полусумасшедшей любительницей выпить…
Черт знает что за отпуск!
– …думаешь?
– Что? – переспросил он.
– О чем так задумался, говорю.
– У меня поезд ночью, – сказал Петр, – преддорожная хандра.
– Уезжаешь?
– Да. Мотался сюда по делам. Я в Москве живу.
– А-а-а-а, – понимающе протянула Марго, – командировочный, значит. А дома жена, дети… Да?
Петр нахмурился, и она захохотала:
– Да ладно, ладно, что я, мужиков не знаю, что ли.
– Куда тебя отвезти?
Ему уже порядком надоела эта грубоватая дамочка, да и запах… лучше уж лилии, чем перегар!
– Отвези в центр.
Центр – место, где мощенная булыжником круглая площадь расходится в ручейки изогнутых мостиков, где река обнимает город и устремляется к океану. На одном из этих мостиков он надеялся дотронуться до своей мечты, ощутить ее губы своими, но все рассеялось как дым, и мечта оказалась отражением в кривом зеркале судьбы.