Богорождённый

В кубе должно было остаться эхо показанных ему Риваленом образов. Должно было.

Он нарисовал лицо матери, нарисовал заросший цветами луг, её протянутые руки, когда она умирала.

На его плечах сидели гомункулы, повторяя его сосредоточенное выражение.

Разряд пробежал по линии его заклинания, и в кубе вспыхнул свет. На мгновение возникло изображение, его мать лежала среди фиолетовых цветов. Изображение было размытым, не таким чётким, как показанное ему Риваленом, но оно там было. Было.

— Что ты загадала, мать? — спросил Ривален, повторное воспроизведение смазало его олос.

Его мать, отравленная собственным сыном, сказала:

— Стать инструментом твоего падения.

Изображение рассыпалось по поверхности куба: глаза, носы, руки, всё распалось на куски, прежде чем угаснуть полностью. Бреннус выругался, гомункулы эхом повторили его проклятия. Он моргнул, вытер с лица пот, изменил своё заклинание и попытался снова вытащить эхо наружу, но грань куба оставалась темна.

— Проклятье, — сказал он.

Раздался тихий стук в дверь палаты прорицаний.

— Не сейчас, — рявкнул он.

— Мои извинения, принц Бреннус, — сказал Лаарил, его сенешаль. — Но…

Бреннус раздражённо махнул рукой, и печать на двери с тихим хлопком исчезла. Дверь из металла и дерева повернулась на петлях, открывая Лаарила, стоявшего в одиночестве в тёмном коридоре.

— Ты же знаешь, что в этом помещении меня нельзя тревожить.

Лаарил, прижав руки к животу, склонил свою лысеющую голову. Тени сочились с его кожи — сенешаль волновался.

— Да, принц. Мои глубочайшие извинения. Но вас желает видеть его всевышество.

Эти слова застали его врасплох. Гомункулы встревоженно взвизгнули. Тени хлынули с кожи Бренуса.

— Что? Он послал за мной?

— Нет, — ответил Лаарил, выпрямившись, его мерцающие зелёные глаза предупреждающе сощурились. — Он здесь, принц. Сейчас.

Бреннус не сразу осознал эти слова.

— Здесь? В Саккорсе? Сейчас?

В тёмном коридоре позади Лаарила голос его всевышества произнёс:

— Да, Бреннус. Сейчас.

Лаарил окоченел, бросил взгляд через плечо, снова посмотрел на Бреннуса и провозгласил официальным тоном:

— Принц Бреннус, ваш отец, его всевышество Теламонт Тантул.

— Думаю, он знает, кто я такой, Лаарил, — сказал его всевышество, скользнув мимо сенешаля.

Его всевышество был куда выше Лаарила, и с чёрной дыры его острого, чисто выбритого лица лихорадочно сияли платиновые глаза. С широких, не согнутых возрастом плечей свисал чёрный плащ. В руке он держал деревянный посох. Его тело сливалось с темнотой, края фигуры колыхались, сливались с сумрачным воздухом Саккорса.

— На этом всё, Лаарил, — сказал Теламонт

Сенешаль не двинулся с места, плотно сжав губы. Он посмотрел на Бреннуса.

Бреннус кивнул ему, пытаясь собраться с мыслями.

— Это всё, Лаарил.

Лаарил громко выдохнул.

— Да, принц Бреннус. Мне приготовить трапезу на двоих?

Бреннус вопросительно посмотрел на отца.

— Я не могу остаться надолго.

— Очень хорошо, — сказал Лаарил. Он поклонился сначала его всевышеству, потом Бреннусу, и вышел из палаты прорицаний.

— Какой сюрприз, — заметил Бреннус.

Его гомункулы съёжились, закрыли руками лица.

— Не сомневаюсь, — ответил его всевышество. — Итак…

Бреннус прочистил горло.

— Итак.

Отец и сын изучали друг друга сквозь бездну несказанных мыслей. Тишина стала неловкой, но Бреннус отказался её нарушать. Наконец, её нарушил Теламонт.

— Ты и твои конструкты, — сказал он, улыбнувшись и кивнув на гомункулов. — Как Ривален с его монетами.

— У меня нет ничего общего с Риваленом, — ответил Бреннус с горькими нотами в голосе. — И ты никогда не одобрял мой интерес к магии созидания, отец. Мать поощряла её, но ты — никогда.

— Нет, — раздражённо согласился его всевышество. — Я её не поощрял. Потому что хотел, чтобы ты сосредоточился на своём таланте к магии прорицания и…

Бреннус уже слышал всё это.

— Чего ты хочешь, отец?

Его всевышество смотрел куда угодно, только не в глаза Бреннусу. Тот никогда не видел отца таким смущённым.

— Ты знал, что Ривален прекратил собирать монеты?

— Конечно, прекратил, — ответил Бреннус. — Какой богу толк от подобных вещей?

Тени закружились вокруг его всевышества.

— Полубогу, — поправил он. — Не богу.

— Ни тому, ни другому, — в свою очередь поправил его Бреннус. — Убийце.

Теламонт вздохнул.

— По–прежнему это?

— Это.

Теламонт скользнул к прорицательному кубу.

— Я уже объяснял тебе, Бреннус. Он был нужен нам.

— Он был нужен тебе. Он по–прежнему тебе нужен? Всё, что он сейчас делает — это сидит во мраке и размышляет о своей богине. Сейчас от него никакой пользы.

На это его всевышество ничего не ответил.

— А может, он просто слишком силён даже для вашего всевышества? Вот в чём дело?

Неожиданное напряжение в воздухе заставило гомункулов Бреннуса встревоженно взвизгнуть и спрятаться в складках его капюшона.

Его всевышество повернулся к сыну, его платиновые глаза превратились в сверкающие щели, тьма вокруг него потемнела.

От Бреннуса потребовалась вся его воля, чтобы не отступить на шаг и не опустить взгляд, но он подумал о матери и выстоял. Тени клубились вокруг него.