Мы играем в гонки на планшете. После завтрака я хотела отправиться к Ольви и Нику, но соседка меня задержала.
– Поздравляю. – Я глажу прыгающую Дэнни по макушке. – Моя очередь. Какой там счет?
Коридор наполнен оживленными голосами. Сквозь щели они просачиваются сюда, в тихую и уютную палату. Еще утро, а в каменной клетке уже многолюдно.
– Сегодня праздник? – хмурюсь я.
– День открытых дверей. У Последних всегда куча гостей, – морщит носик Дэнни. – Куда же деваются эти гости, когда мы превращаемся в сущностей?
– Эй! – Я откладываю планшет. – Ты чего? К тебе кто-нибудь придет?
Ох, о чем я спрашиваю. Конечно, конечно придет, детка. И отец, в отчаянии отрубивший себе руку, и изможденная мать – все, кого ты любишь, примчатся к тебе.
– Да, родители приедут вечером, – моргает Дэнни. – Ой, ты же не в курсе… я выздоровею! Представляешь? Буду рыжей до самой старости! Меня прооперируют, но… мама запретила мне об этом болтать.
– Прооперируют?
Всего слово, и сердце начинает барабанить по ребрам. Слово, и я почти мертва. Эти нелюди, эти странные существа, называющие себя Утешителями, разберут маленькую девочку на атомы ради науки.
Что, если будет как с Марком? Что, если Дэнни окажется очередным непригодным материалом?
– А кто согласился? Твоя мама? – Я говорю ровно, как робот. Робот с вырожденной программой.
– Да. Не бойся, Шейра.
– Я тоже пойду. Посижу с твоими родителями в коридоре, подожду окончания операции. Хорошо?
– Ты – моя лучшая подруга, – радуется Дэнни.
– Действительно, лучшая, – вторит ей кто-то.
Мы резко оглядываемся. На пороге появляется Альба. Полуседая, бледная. Она похудела и уменьшилась; форма висит на ее острых опущенных плечах. Еще чуть-чуть, и от девушки, так отчаянно ищущей надежду, не останется и следа.
– Здравствуй, – кусает синие губы она. – Я… Нет. Это сложно. Не стоило мне…
– Проходи.
– Как тебя зовут? – интересуется Дэнни, но поняв, что гостья не настроена играть, запускает гонки.
– Что решила? – хриплю я, подозвав Альбу к окну – подальше от соседки.
С опаской косясь на Дэнни, она признается:
– Я долго думала над твоими словами. Ты права.
– В нашем случае «долго» может сыграть злую шутку, – говорю я жестко.
– Давай без философии, – огрызается Альба. – Ты права во всем. Прости мне мою наивность. Я правда пыталась найти с тобой общий язык. Какая же я дура… Нам тесно в одной лодке, Бейкер. И я не удивлюсь, если из-за тебя мы утонем. Но не надейся, что избавишься от меня. – Она переводит дух, и губ касается подобие улыбки. – Я в игре.
Нет, это не моя девятилетняя подруга. Не девушка, борющаяся с демонами. Она – Последняя. И она разучилась прощать.
– В игре… Отлично, – заключаю я. – Матвей снимет нас с учета, и – начнем. Тебя же допрашивал Такер?
– Да…
– Ой, я вспомнила, кто ты! – восклицает Дэнни, откладывая планшет.
Мне остается гадать, с какого момента она подслушивала.
– И откуда же? – недоумевает Альба.
– Ты тоже рисуешь! Я видела тебя утром в зале с мольбертами!
Альба тихо чертыхается, на лице проступают красные пятна, а опущенные плечи внезапно расправляются.
– Захотелось попробовать. Что такого? Нельзя? Это не симптом болезни, ясно?
– Мне понравилась твоя картина, – как ни в чем не бывало продолжает Дэнни. – Ты не закончила ее, но она как… как настоящая. Давай сводим туда Шейру!
– Шейру? – презрительно фыркает Альба. – О, она оценит мои старания как никто… Но прогуляйтесь без меня, ладно?
Она ковыляет к двери и, бросив на прощание что-то вроде «хорошей экскурсии», удаляется. Я вздыхаю, но Дэнни не дает загрустить и легонько пихает меня в бок.
– Пойдем. У нас красивая галерея.
Давай, Шейра, уничтожь себя, взгляни на картину Альбы. Взгляни на то, что скрывается за ее надеждой.
– Ладно, – сдаюсь я.
Мы окружены мольбертами. Над нами возвышается огромный купол: галерея занимает два этажа. Лучи крадутся сквозь окна и занавески. По-девичьи скромно, по-кошачьи мягко. Струйками меда застыли золотистые колонны. Человек пятнадцать рисуют последние картины. Молча. Увлеченно. Отчаянно.
Идеальное место для тех, кто опоздал на поезд. Кто выкинул билеты и наконец перестал спешить.
– Вот ее мольберт! – хлопает в ладоши Дэнни.
Я замираю перед работой Альбы. Хотя к черту приставку «за». Умираю.
А чего ты ожидала, Шейра? Бабочек и единорогов?
С картины за мной наблюдает пятилетний мальчик. Наш Ник. Он улыбается наивно и искренне и будто просит меня о чем-то. Едва заметная щелка между зубами, веснушки… Ник из жизни
Наброски карандашом, четкие линии и тени – все выглядит так, словно Альба ни секунды не сомневалась. Она вернулась в тот день и возненавидела меня заново. Но… мне это уже не нужно.
Я учусь прощать себя. И я выдержу все, если Элла вылечится. Прошлое не утянет меня. У Ника… сильные руки.
– Хочешь посмотреть мои рисунки? – Дэнни вприпрыжку подбегает к плеяде миниатюрных мольбертов. – Вот. И это, и это – я рисовала!
– Какая красота…