Бояться нужно молча

На холстах Дэнни – лица. Десятки лиц, странных, хмурых, мертвых. И все – с голубыми глазами.

– Почему? – бормочу я, не в силах пошевелиться. – Что с ними?

– Это сущности. Я раскрашиваю им зрачки, чтобы они не грустили.

– И много у тебя таких друзей?

– Очень.

Картина у колонны цепляет меня больше других: хрупкая девочка прижимается к краю холста, будто боится провалиться в бездну. У Дэнни получилось изобразить особо пронзительный взгляд и живое лицо. Настолько, что я с уверенностью могу сказать: девочке двенадцать лет. А еще – что ее зовут Элла.

Вот мы и встретились, сестренка. Правда, по разные стороны.

– Откуда ты ее знаешь?

– Она – моя подруга, – поясняет Дэнни.

– И вы… часто видитесь?

– Да. Это она научила меня разгадывать кроссворды.

Конечно, как же я не догадалась.

Наверное, из зала выкачали весь воздух. Создали абсолютный вакуум. Мне душно, жарко, а моя ненавистная плакса рвется на свободу.

– Проведешь меня к ней?

– Вы тоже дружите? – С подозрением хмыкает Дэнни. – Ты не врешь?

– Мы сестры, но мне к ней нельзя.

– Почему?

– Она боится навредить… – осекаюсь я. – Пожалуйста, Дэнни, милая, помоги.

– А что, если она обидится на меня?

– Ладно. Что бы ты сделала, если бы родители жили в соседней комнате, но тебя бы к ним не пускали? Неужели не попыталась бы к ним пробраться?

Дэнни осматривается по сторонам и, закусив губу, запрыгивает на подоконник. Исследует карман кофты. В ладони появляется золотистая карточка.

– Я ношу ее с собой. Могут забрать.

– Кто?

– Утешители. Это ключ от отделения сущностей. Мы с Эллой стащили его у тамошних охранников.

– Какая у нее палата?

– Тридцать шестая. В конце коридора, рядом с залом серверов.

– Спасибо. – Я забираю у Дэнни карточку, а сама пританцовываю от нетерпения и радости. Мы не зря здесь. Не зря!

– Навещай Эллу хоть каждую ночь, – разводит руками соседка. – А потом – будем по очереди.

– О’кей, – соглашаюсь я, но сердце тут же сжимается от этого «потом». – Пообещай, что ты вернешься… не седой.

– В конце концов, можно купить краску для волос.

Мне бы твой оптимизм, девочка. Где я потеряла часть своей программы, отвечающей за веру? Или это и есть мой брак, с которым я родилась?

Мы возвращаемся в палату: к коту с тремя ушами и девятому уровню в гонках.

* * *

В коридоре мигает одинокая лампа. Это действует на нервы, и я прикрываю глаза ладонью. В операционном блоке пусто – за стеной два Утешителя готовятся к эксперименту. Дэнни вместе с ними. Скоро придут ее родители. Я жду их, отчаянно жду, чтобы попытаться отговорить от безумной затеи.

Мы провели в палате целый день. Шутили, смеялись, обсуждали платья. Но, как и накануне, за улыбками прятались дребезжащая неуверенность и страх. Мы боялись молча.

– Не ожидала тебя здесь встретить.

Я открываю глаза – чуть поодаль, у кресел, топчется Эмили. Заламывает пальцы, хрустит костяшками, снова и снова. Она в белой форме. Здесь все в белой форме – иначе не впускают. Я одолжила одежду у Рене, и теперь чувствую себя слишком неправильной. Слишком… неживой.

– Где Вилли?

– Дома.

– Рана… не заживает?

– Заживает, – отчаянно мотает головой Эмили. – Просто медленно. Без лекарств не обойтись. Сегодня Утешитель вживил ему индикатор. Пообещал привезти таблетки завтра. Вилли расстроился, что не увидит Дэнни после операции.

Каждым словом она подталкивает меня к обрыву. Вот-вот я не выдержу и продемонстрирую ей, насколько не верю.

– Почему вы согласились? – стараясь унять дрожь, спрашиваю я.

– Разве у нас был выбор? – фыркает Эмили. – Когда есть шанс, почему бы им не воспользоваться?

– Шанс? Какова вероятность того, что она вылечится? Пять процентов? Три? Или и того меньше?

– И что? Да пусть хоть одна сотая.

Спокойно. Посчитай до десяти, отвлекись. Не подталкивай Эмили к тому же обрыву.

Она дойдет сама.

– А вы не думали, что случится с вашей дочерью, если удача отвернется от нее? Что случится, если одной сотой окажется недостаточно?

– Шейра-а-а… – Хрусть. На этот раз палец чересчур «звонкий». – По-твоему, лучше изо дня в день просыпаться с мыслью об обнулении? Понимать, что шанс был, но ты им не воспользовался? Эта одна сотая не отпустит нас.

– Проблема в том, что Дэнни не в курсе, чем рискует, – вспыхиваю я. – Она же ребенок!

– Ей нужна настоящая жизнь! Настоящее детство! Без гематом! – Хрусть. – Да что я тебе объясняю? Ты не чувствуешь того же, что и я.

Вы правы, Эмили. Я не чувствую этой проклятой надежды и потому рассуждаю трезво, без розовой пелены.

– Вы не в себе, – распаляюсь я. – Помните, в вашей деревне жил Марк? Вы видели его спину? Или он прятал от вас свое безумие?

С трудом понимая, что творю, я вламываюсь в операционную. На минутку. Пообещать маленькой девочке, что мы найдем ошибку в «ушастом» коте.

– Стой! – кричит Эмили, но мне плевать.

А если унести Дэнни отсюда? Спрятать от розовой пелены? Рене права. Не страшно обнулиться – страшно стать монстром.

Утешители оборачиваются. Дэнни лежит на операционном столе. Не спит – машет мне.

«На что ты надеешься?» – визжит внутренний паникер.