Бояться нужно молча

Я наклонился к Линде и коснулся ее подбородка. Она съежилась, закрылась, как закрываются ночью цветы. Ее ночью был я.

– И снова я прав.

Все страхи, что копились во мне, бросились врассыпную, заполнили кабинет, стерли ластиком ту, без чьего смеха я умирал.

– И снова ты придурок, Оскар, – оттолкнув меня, заявила Линда. – Я беременна.

* * *

– Новый индикатор не навредит ребенку. – Я поцеловал Линду в лоб.

Она лежала на операционном столе: бледная, старая, исхудавшая.

Я лгал ей. При планемии беременность заканчивается обнулением. Каждый Утешитель это знал, но все держали язык за зубами. По моей просьбе.

Я свыкся с мыслью, что Линда меня возненавидит. И решился.

За спиной суетились Утешители. Иногда я жалел, что не выучился на хирурга, – так бы я спасал, а не калечил.

– Очередной эксперимент, да? – зажмурилась Линда. – Мне страшно…

– Не бойся. – Я дотронулся ладонью до ее живота. Там жил кто-то родной. Наш. Но этот кто-то был обречен. – Ты вылечишься.

А он – нет.

Я проверил новые расчеты. Все сходилось. Организм Линды мог восстановиться, но без ребенка.

Как ни странно, Ларс помогал мне. Он метался из блока в блок – работы хватало везде – но перед операцией мы сплотились.

Пока я успокаивал Линду, он подключал сервер и время от времени косился на нас из-за мониторов.

– Засыпай, – прошептал я.

Утешители ввели Линде лекарство, и ее дыхание выровнялось, растянулось, утратило форму.

Не бойся, солнышко. Ты в надежных руках.

Я отлучился к Ларсу. На экране светилась база данных.

– Готово?

– Да, – подтвердил он. – Оскар, можно я немного посижу с ней?

– В смысле?

– Не прикидывайся, – вспыхнул Ларс. – Я хочу побыть с ней, пока она спит. Подари мне ее всего на минуту.

Он любил Линду. Линду, а не эксперименты. Я завидовал: он не засыпал с мыслью, что виноват, и не просыпался, чувствуя ее пересохшие губы. Он не видел, как она вянет.

Я опустился к серверу. Ларс пробубнил что-то, отдаленно напоминавшее «спасибо», и помчался к ней.

Впервые за тридцать лет Линда была не моей. Ее охранял тот, кто однажды подарил мне фарфоровое чудо. Чудо, которое я тут же разбил.

Ларс не обманул и вскоре вернулся. Я шагнул к Линде, поцеловал ее в живот – чтобы запечатлеть нашего ребенка живым, хоть и неродившимся. Кивнул Утешителям.

Операция началась.

* * *

Жужжал сервер. Пахло спиртом. Писк мониторов червями расползался по палате. Кокон новогодней мишуры окутывал комнату. Все как обычно, если не учитывать, что полчаса назад я убил собственного ребенка. И – уверен – потерял любимую.

Новый индикатор светился оранжевым. По расчетам, через неделю он должен был позеленеть. Мы победили монстра, но цена оказалась слишком большой.

Я считал минуты – лишь бы поговорить. Поговорить так, чтобы Линда меня не проклинала. Она прощала мне все, даже эксперименты над собой. Но вряд ли простит убийство маленького существа. Я готовился к этому.

Она не просыпалась. Оплетенный солнцами палец не вздрагивал, губ не касалась улыбка, но мониторы уверяли, что все в порядке.

Спустя час ожидания я заволновался. Линда словно знала, что я натворил, и решила не возвращаться.

– Извини, – буркнул Ларс.

Он стоял в дверях и пялился на меня, будто надеялся, что глаза сработают как лазерное оружие.

– За что?

– Ты был так наивен, когда позволил мне посидеть с ней.

Секунда молчания стекала по мне кипятком, ожогами рисовала узоры.

Это неправильный мир. И неправильные люди. Я бы отмотал жизнь на двадцать лет назад, но кто-то обрезал киноленту.

– Плохая шутка, – пролепетал я. – Ты же шутишь, да?

– Она не проснется, Оскар. Какие уж тут шутки.

Я не помню, как оказался рядом с ним. Тело налилось силой. Я толкнул его, начал душить и по капле выдавливать жизнь, чтобы поделиться ею с Линдой.

Ларс отбивался, что-то кричал, но я слышал лишь скрипучее «она не проснется». Я мечтал перерезать твари глотку, проверить, насколько прочны ребра, выдрать его артерии и развесить вместо гребаной мишуры.

На вопли слетелись Утешители. Меня скрутили и отволокли прочь.

Я возненавидел третий блок и всех, кто в нем работал. Ларс был первым в списке.

Как только Утешитель ослабил хватку, я ринулся к твари, но тут же получил кулаком в челюсть и отлетел к шкафу. Сознание перегоревшей лампочкой заскрежетало и, вымолвив на прощание «не проснется», угасло.

* * *

Я очнулся на больничной койке. На запястьях блестели наручники. Голова раскалывалась. Недавние события отдавали запахом лекарств с примесью крови.

– Очухался? – На тумбочке спиной ко мне ерзал Ларс.

– Что тебе нужно? – процедил я, встряхнув руками. – Вот дрянь…

– Не дрянь – наручники. Ты же напал на меня. Это против правил.

– Против правил? – опешил я. – Ты украл ее. О каких правилах речь?!

– Украл… – Ларс оглянулся. На виске красным пауком распласталась ссадина. – Я вернул свое, придурок.

– Что ты натворил?

Только мне можно экспериментировать с Линдой. Только мне можно любить ее. Только мне – другие не умеют делать хот-роды.

– Забрал ее душу. – Ларс достал из кармана прозрачный шарик-флешку. – Оскар… я понимаю, почему ты бесишься. Но я не мог позволить тебе провести операцию. Она бы умерла. Я знаю.

– С чего ты взял?