Бойцы Агасфера (Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы)

– Сейчас вас схватят и выбьют из вас все. Потом вы встанете в строй и наденете шлем с голубой свастикой. Бывают мстительные натуры – вас, например, могут заставить расстрелять Наталью Берг или вашего брата. Вас не спасет ничто, даже если разобьете голову о стену. Мне служат все – и живые и мертвые… Вспомните господина Семирадского…

Косухина словно обожгло. Перед глазами встал Глеб Иннокентиевич – веселый, добрый и умный, такой, каким Степе не стать никогда, даже если сто лет учиться. И тот же Семирадский – мертвый, неузнаваемый, сжимающий пальцы на горле Наташи…

– Не все, – отрезал он. – Иначе б вы со мной тут не беседовали!

– А вы логик, товарищ Косухин! Но вы все-таки ошибаетесь. Я могу заставить – или убедить – каждого. Но лучше, если вы поможете мне живой. Дело в том, что те, которых мы вырываем из власти нашего врага, могут пока еще не все. Мне нужна ваша память, хочу пройтись по всей цепочке – в обратном порядке. Мне надо точно знать, где и кто помогал вам, кто беседовал, что обещал. Поймите, это куда важнее, чем раскрыть заговор белогвардейцев. Все имеет свою цену – я обещаю вам жизнь…

– Ага, – без всякого энтузиазма отреагировал Степа.

– Напрасно не верите. Вам простят измену – а ведь вы изменник, Степан Иванович! Я не трону вашего брата и, если это вам так важно, оставлю в покое Наталью Берг. Но остальных я хочу получить. Они – враги. Решайте, Степан Иванович. У всех бывают ошибки. Но не все могут расплатиться так дешево…

– А давайте иначе, – возразил Косухин. – Пусть меня трибунал судит. Настоящий, который в РСФСР. Ежели я и вправду, чердынь-калуга, изменник, пусть к стенке ставят – руководствуясь революционной законностью. Имею я на это право?

– Нет, не имеете. Единственное ваше право сейчас – принять верное решение…

Степа молчал. Если он примет «верное решение», то, возможно, его и в самом деле не тронут. В конце концов, невелика он птица, красный командир Степан Косухин. Он останется жив, не превратится в нелюдя с мертвыми глазами и, может быть, еще протянет сколько положено – чтобы упасть на каменный пол под ударами прикладов…

– Я вижу, вы смущены, Степан Иванович, – голос стал мягким, словно обволакивающим. – Посмотрите на это иначе. Считайте, что вы – красный разведчик, посланный с опасной миссией. Вы раскрыли заговор врагов революции. Поверьте в это, и все станет на свои места…

Это было заманчиво. Он, Косухин – не затравленный беглец и предатель, а отважный разведчик. Может, ему дадут орден. Еще один – как он и видел в своем странном видении. Черт с ними, с остальными, тем более, что и Бога-то нет… Интересно, почему этот, сладкоголосый спросил его о Библии? Степа был плохо знаком с Писанием, но в памяти стало проступать что-то, слышанное еще от бабушки, вразумлявшей внука долгими зимними вечерами. Тот, Который был Плотником, ушел зачем-то в пустыню. И подступил к Нему…

– Думайте, Степан Иванович. Время идет…

Степа легко, по-кошачьи подобрал ноги, готовясь к прыжку. Рука сжала костяную рукоять клинка. Неизвестный должен быть рядом, в трех-четырех шагах…

– Решили, Степан Иванович?

– Да!

Степе вдруг стало легко и спокойно, словно все трудности оставались уже позади.

– Рад за вас. Поверьте, вы не…

– Изыди!

Косухин прыгнул, целя клинком туда, откуда шел голос. Он не промахнулся, но темноту озарила вспышка, и железо бессильно царапнуло о камень. И в ту же секунду вспыхнул фонарь…

Камера была пуста. На стене белела свежая зарубина, а в руке осталась лишь рукоять – клинок словно испарился. Взгляд упал на мертвое тело возле двери. Косухин охнул – на каменном полу, широко разбросав желтые, уже успевшие потемнеть кости, лежал скелет; изуродованный череп весело скалился беззубым ртом…

И тут камера дрогнула. Ударил ледяной холод. Косухину показалось, что он сходит с ума – стены поплыли, как будто камень начал таять. Пол пошел невысокими волнами, потолок накренился, а холодный воздух стал густ и горяч. Передняя стена мягко выгнулась вовнутрь, словно была из воска, камень тек, плавился – и внезапно лопнул. В прореху ворвалась чернота. Свет погас, невидимые клещи сжали голову. Степа крикнул, но чернота хлынула в горло, а затем пол вырвался из-под ног и куда-то пропал, открывая ледяную холодную бездну.

Арцеулов сидел возле смотрового окна. Записная книжка Валюженича лежала рядом, открытая на странице с грубо вычерченным планом Шекар-Гомпа. Был третий час дня.

Валюженич забежал лишь однажды и вновь исчез, даже не сказав обычного «Оу!». Берг, желавшую вместе с капитаном наблюдать за монастырем, Ростислав еле уговорил поспать – после всего случившегося девушка чувствовала себя слабой и разбитой. Итак, Арцеулов вел наблюдение. Дело было привычным, перед ним был объект, которым следовало овладеть. Оставалось произвести разведку и принять правильное решение. Неравенство сил не смущало, он, как и краснопузый Степа, хорошо знал, как иногда захватывают самые неприступные крепости. Правда, если Косухин больше полагался на смелость и наглость, то капитан предпочитал выдержку и точный расчет.