Бойцы Агасфера (Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы)

Валюженич мягко надавил на плечо капитана, предлагая садиться. Арцеулов повиновался и присел как раз напротив настоятеля и нового монаха. Вначале Ростислав взглянул на черную, остро пахнущую жидкость, кипевшую в чаше, затем перевел глаза на бесстрастное смуглое лицо Цронцангамбо и наконец посмотрел на неизвестного. Глаза сразу же отметили нечто непривычное – на голову монаха была наброшена тонкая, напоминающая кисею, ткань, скрывавшая черты лица. Несмотря на это, что-то знакомое почудилось в его неподвижной позе. Чуть опущенная голова, скрюченные руки, легкая улыбка…

Как только Арцеулов сел, старательно скрестив ноги – вышло это у него не особенно ловко, Цронцангамбо медленно обвел всех долгим спокойным взглядом и кивнул. Тут же заговорили барабаны – негромко, ритмично, глухо. Монах, державший колесо, стал вращать его, что-то заунывно бормоча. Остальные начали вторить, покачивая головами в такт. Молчали лишь Цронцангамбо и неизвестный, сидевший по-прежнему ровно, ни разу не шелохнувшись. В голове у Арцеулова мелькнула догадка, он повернулся к Тэду, но с удивлением заметил, что американец покачивается в такт барабанному рокоту, а губы парня шевелятся, повторяя слова молитвы. На миг капитану стало жутко, но тут рука Валюженича легко сжала его локоть. Арцеулов немного успокоился и стал наблюдать дальше.

Барабанный бой усилился, монахи уже не говорили, а пели, и в их ровном слитом хоре Ростислав уловил слово «мане». Наконец, до него дошли слова молитвы, бесчисленное количество раз повторяемой монахами:

– О мане падме хум… О мане падме хум…

– О мане падме хум! – неожиданно для самого себя повторил Арцеулов, и в эту секунду Цронцангамбо быстрым движением сбросил покрывало с головы сидевшего рядом. На Ростислава взглянуло серо-желтое иссохшее лицо с полуприкрытыми веками. Губы кривились легкой усмешкой, отчего сидевший стал внезапно похож на Будду, но не на молодого, отлитого в золоте, а постаревшего, после многих лет молитв и аскезы. Сомнений не было – рядом с Цронцангамбо сидел тот, кого Арцеулов видел в нише темного прохода – бывший настоятель монастыря, неведомой силой задержавший течение своей жизни. Мумия…

Арцеулов вспомнил рассказ Семирадского и похолодел. Сейчас Цронцангамбо велит мертвецу встать, худое тело неловко распрямит окаменевшие мышцы, откроются бессмысленные пустые глаза, и мертвец двинется, покорный неведомой магии…

Капитан и в прежние годы не увлекался оккультизмом, а события последних дней окончательно отбили всякий интерес к подобным зрелищам. Он вновь взглянул на Тэда, на этот раз удивленно и недоумевающе. В ответ последовал легкий кивок – Валюженич продолжал повторять слова молитвы.

– О мане падме хум! О мане падме хум! – монахи вновь и вновь повторяли священные слова, барабаны рокотали, крутилось странное колесо. Только сейчас Ростислав заметил, что его желтая поверхность покрыта странными, похожими то ли на змеек, то ли на жучков, знаками. Черная жидкость в чаше кипела. Цронцангамбо осторожно отставил глиняный сосуд в сторону и кинул в огонь щепотку чего-то серого, похожего издали на порох. Пламя вспыхнуло, по залу поплыл резкий одуряющий аромат. Капитану показалось, что стены сдвинулись, стало темнее, а голоса монахов загремели, заглушая барабаны. И вдруг, совершенно внезапно, все стихло. В первую секунду тишина была оглушающей, но тут Цронцангамбо, вновь кивнув, осторожно поднял чашу с каменного пола. Ростислав удивился еще больше – Валюженич медленно встал, провел сложенными ладонями перед лицом, поклонился, а затем стал громко, нараспев произносить непонятные, диковинно звучавшие, слова. Вначале капитану показалось, что американец впал в транс, но затем он заметил, что в левой руке Тэд держит листок из блокнота с карандашными каракулями, время от времени туда поглядывая. Арцеулов успокоился – с Валюженичем все было в порядке. Голос американца звучал все громче, монахи сначала незаметно, а затем все явственнее начали кивать в ответ. Наконец Тэд, сделав секундную паузу, выкрикнул короткое странное слово:

– Орхо!

– Орхо! – эхом откликнулись монахи. Арцеулов поймал себя на том, что тоже повторил заклинание, хотя и не вслух, а лишь мысленно.

Тэд на миг перевел взгляд на капитана, и тот заметил, что глаза американца блестят от возбуждения. Наверное, Валюженич и впрямь чувствовал себя на высоте. Не каждому студенту Сорбонны удается поучаствовать в тайном обряде бхотов! Арцеулов невольно усмехнулся, но усмешка тут же замерла на губах – тот, кто сидел рядом с Цронцангамбо, шевельнулся.

Ростислав ждал чего-то подобного, но зрелище оказалось страшнее, чем он думал. Дрожь побежала по неподвижному телу, бесцветные губы слегка дернулись, затрепетали веки. Арцеулов закусил губу, но внезапно охнул. Глаза медленно раскрылись, но их взгляд был чист и ясен – взгляд человека немолодого, много пожившего, но, без сомнения, такого же живого, как и все, сидевшие рядом.