Бойцы Агасфера (Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы)

Но баррикад не было. Сквозь мешанину непонятных слов Косухин улавливал название какого-то «Индийского Конгресса», который призывал всех индусов воздерживаться от насилия и протестовать мирно. Люди собирались, шумели – и расходились. В одной из листовок, принесенных Степой после очередного похода по бурлящим улицам, содержалось совершенно бессмысленное предложение – не покупать британских товаров, что, по мысли какого-то Ганди, не иначе местного Федоровича, должно было разом подорвать британский империализм. Впрочем, подумав, Степа отверг подобное сравнение. Вражина-Федорович хоть и был из уклонистов уклонист, но все же имел твердую руку, и когда бросал бомбу, то редко промахивался. А вот Ганди… Нет, индийский пролетариат и вкупе с ним трудовое крестьянство оказались явно не на высоте! Косухин махнул рукой – и захотел обратно в Россию.

Но вот с этим было трудно. Ингвар, заехавший в Дели в середине марта, лишь развел руками, посоветовав ждать. Трудность была не только в том, чтобы уехать. Ни у Степы, ни у капитана не осталось ни единого клочка бумаги с печатью, а без документов нечего и надеяться на то, чтобы доехать до Европы. Горячий Косухин уже стал подумывать о побеге. Смущало лишь слово, данное художнику. Да и как бежать, было совершенно неясно.

Арцеулов, поразмышляв несколько дней, однажды утром, ничего не сказав Степе, убежавшему послушать уклониста Ганди, надел для пущей солидности пиджак и направился в канцелярию вице-короля. Сам вице-король его, конечно, не принял, да капитан на это и не надеялся. Зато ему достаточно быстро организовали встречу с пожилым и весьма респектабельным английским чиновником, который был сед, упитан и покрыт «вечным» колониальным загаром.

Англичанин оказался вполне осведомлен о деле «мистера Арцеулова и мистера Косухина». Он доброжелательно улыбнулся, сообщив, что вопрос решается, и когда-нибудь в конце концов вероятно будет решен. Капитан сдержался, попросив уточнить, но англичанин лишь развел руками и пояснил, что это все, что он может сказать, как официальное лицо.

Намек был понят, и Ростислав поинтересовался, что загорелый толстяк может сообщить неофициально. Англичанин вновь улыбнулся, а затем вполне искренним тоном поинтересовался, куда, собственно, спешить двоим русским? Насколько он, толстяк, осведомлен, они располагают определенными средствами, не бедствуют – а значит, ничего не мешает им пожить несколько месяцев вдали от ставшей такой негостеприимной отчизны.

В этом, конечно, был свой резон. Арцеулов невольно задумался, а толстяк, вновь подчеркнув, что говорит в данный момент как лицо исключительно частное, заметил, что у британских властей тоже есть свой резон. Никто не считает двух российских офицеров, занесенных войной в Индию, шпионами. Более того, британские власти сочувствуют борцам против большевизма, но… Но у всех имеются личные обстоятельства – семьи, служебное положение, будущая пенсия, и никто не желает брать на себя ответственность разрешить «мистеру Арцеулову и мистеру Косухину» покинуть Индию. Мало ли что может решить Лондон? К тому же некоторые служащие (тут капитан вспомнил господина Фиц-Роя) до сих пор уверены, что русские являются носителями некоей чрезвычайно важной информации…

Оставалось поблагодарить за откровенность и откланяться, но что-то задержало Арцеулова. Он еще раз посмотрел на уютно устроившегося в кресле толстяка, олицетворявшего собой ненавистную всем нормальным людям канцелярскую мудрость – и заметил то, на что не обратил внимания прежде. На левой щеке англичанина белел шрам, вместо двух пальцев правой руки, мизинца и безымянного, торчали короткие обрубки, а на зеленом кителе сверкал скромный знак военного ордена. И капитан, с бесцеремонностью фронтовика указав на искалеченную кисть, а затем на орден, спросил – «где?»

Лицо толстяка изменилось, как-то сразу помолодев, стало суровым и жестким. Он коротко бросил: «Кабул» – и капитан вспомнил стихи Киплинга о городе Кабуле на реке Кабул, в которой тонет британский эскадрон, а уцелевшие выхватывают сабли и мчатся в горящий мятежом город…

И Ростислав сказал англичанину то, о чем говорить не собирался. Что он поедет из Индии не в Париж и не в Нью-Йорк, чтобы обживаться на чужой земле и мучаться ностальгией. Он поспешит в Россию. В Крыму, на последнем клочке свободной русской земли, генерал Врангель собирает уцелевших. А ему, капитану Арцеулову, собственно больше незачем жить на этой земле, и если искалеченный на афганской войне англичанин – офицер и дворянин, то он должен понять.

Толстяк долго молчал, а затем совершенно спокойным тоном поинтересовался, такого же ли мнения господин Косухин? Арцеулову на миг стало жарко. Да, красный командир Косухин того же мнения – он спешит в Россию, в ряды Рачьей и Собачьей! Сказать об этом британцу? Степу не расстреляют, но иерусалимский барон Лейба Бронштейн долго не увидит в своем кагале одного из далеко не худших красных командиров.