Болиголов (СИ)

Кристоф остановился и сел там, где стоял. Впереди его друг монотонно подносил кружку ко рту и отпивал из нее, не разрывая визуального контакта с Кристофом. Этот сон олицетворял собой все события прошедшего дня. Нужно было связаться с Роджером во что бы то ни стало. Кристоф начал звать его, махать руками, кричать, но картина перед ним не менялась. Роджер не слышал — он просто повторял одно и то же действие. Кристоф вдруг понял, что раз он может говорить, то сможет и колдовать, и он не придумал ничего лучше, чем отправить в Роджера огненный шар, который просто пролетел насквозь. Кристоф поднимал камни и бросал их в Роджера, но и камни его не замечали. Он пытался поднять Роджера вверх, и тот поднимался, но только потому, что Кристоф поднимал свои глаза, а Роджер все также был прямо напротив них. Промучившись какое-то время, Кристоф понял самое главное и самое ужасное: вся его магия — фикция. Он чувствовал себя обезьяной, которая может взять в руки и камень, и палку, и даже бросить их в кого-нибудь, но она не сможет построить из камня дом, не сможет сложить из палок мост или даже просто разжечь огонь. Магия, разбросанная по миру, была ценным даром прошлого, но все, что могли с ней делать люди, называющие себя магами, это бросаться ей, как камнями. Да, Кристоф мог заживлять мелкие раны, но не смог бы пришить оторванную ногу — это было слишком сложная и тонкая работа.

Он забросил свое занятие и просто стал смотреть в глаза Роджеру. Он смотрел и пытался ответить на один приевшийся вопрос: кто этот человек? Откуда он пришел, и как он вообще может быть? Маг без магии — разве такое возможно? Этот человек просто не мог существовать! «Худшее, что может случиться с магом, — это остаться без магии!» — эта присказка ходила в его бытность учеником. Ужасная байка о том, что кого-то можно лишить магии и возможности ею пользоваться, была похожа на сказку. Можно было как-то отобрать магию у того, кто ее приобрел, но он мог приобрести ее снова. Отобрать магию у врожденного мага было немыслимо, но даже если предположить, что можно, то он все равно мог ее приобрести и продолжить ею пользоваться. Но можно ли сделать так, чтобы человек был несовместим с магией, не мог носить ее, не мог владеть ею, магия бы просто не замечала его или стекала с него как с гуся вода? Возможно! Но ведь управление магией — это не способность тела, это способность разума. Кристоф сел в медитативную позу и отбросил все мысли — остались только два чистых ясных взгляда.

Хлоя спала как сурок — долгий день на лошади без нормальных остановок утомил ее больше остальных. Если в тавернах с ней невозможно было тягаться, и никто не понимал, откуда у нее столько сил, то в скачках на долгой дистанции она давала всем возможность отыграться. Джоф в одиночку боролся со своим самым длинным кошмаром, и эта борьба поддерживала в нем магию больше, чем магия поддерживала его. Роджер уже давно спал без снов — сны всегда вызывают эмоции, а эмоции не дают заснуть, а значит, и не дают выспаться. К тому же сны Роджера всегда были о чем-то очень древнем и могли взбудоражить кого угодно, поэтому он старался их избегать.

«Худшее, что может случиться с магом, — это остаться без магии!» Что бы сказал Роджер на эту фразу? Скорей бы всего согласился с ней и даже посочувствовал бы тому магу, которого лишили магии только что, год, десять или даже сто лет тому назад, потому что последующие сотни лет, если у мага было столько времени, ему придется восстанавливать свой мир с нуля. Правда, у лишенного магии не было столько времени, его приходилось воровать, как и воровать саму магию. Но не так воровать, как можно украсть кошель с монетами, еду или одежду, а так, как можно украсть лошадь, чтобы проскакать на ней полдня и затем оставить. Даже не так — сесть на лошадь вместе с всадником и проскакать какое-то время незаметно для этого самого всадника, забраться в повозку к бродячим артистам и тайком переехать с ними в другой город. Воровать придется так, как никто еще не воровал, — воровать не саму магию, а возможность ею воспользоваться.