Болотница

Моя паранойя распространилась даже на поганки. Мне вдруг показалось, что я уже несколько раз проходила мимо одного и того же гриба, только рос он в разных местах и всегда ухитрялся опередить меня. Та же скособоченная шляпка с прилипшим пожелтевшим листиком, та же позиция: у самого края тропинки, будто он напружинился и приготовился к прыжку. Так и представлялось, что поганка только и поджидает неосторожного путника, чтобы неожиданно запрыгнуть к нему на ногу и присосаться, как пиявка.

В итоге, заприметив в очередной раз блуждающий гриб, я без всякой жалости растоптала его, вернее, эту поганку, которая стала мне слишком уж знакомой. И еще палкой поковыряла грибницу, словно там могли быть грибные ноги.

Внушение ли сработало или действительно я ничего не придумала, но больше одинаковых грибов мне не попадалось.

И вообще странно, что во время прогулки с мамой мы ни одного гриба, даже плохого, не встретили, а теперь я их замечала то тут, то там.

Несмотря на то что густые кроны деревьев, переплетенные между собой, погружали лес в тень, солнце припекало довольно ощутимо. Я порадовалась, что перед походом старательно намазалась кремом от загара, не задумываясь, по инерции, а все благодаря постоянному маминому вдалбливанию, которое, когда она была рядом, пропускала мимо ушей, отлично зная, что мама все равно позаботится обо мне.

Начало парить, как в бане. Я словно шла по громадной оранжерее, а не по обычному среднестатистическому лесу. Кожа покрылась липким потом, и здесь вполне можно было схлопотать тепловой удар. Это было бы очень опасно. В такой глуши меня нашли бы разве что лет через пять. Точнее, не меня, а то, что от меня осталось.

Внезапно впереди среди листьев мелькнула красная точка. Я опрометью, не обращая внимания на колдобины, рванула на цвет. Это действительно была ленточка, мамина ленточка. Дрожа от волнения, я огляделась и увидела неподалеку еще одну метку. А потом еще одну. А потом…

Я стояла перед кустом, полностью покрытым красными ленточными бантиками, будто усыпанным цветами. Каждая веточка была украшена меткой, где по две, а где по четыре штуки. Когда я поняла, что на украшение куста ушел полностью весь моток ленты, я села прямо на траву и заревела.

И тут вдруг меня пронзила насквозь мысль настолько яркая, словно кто-то крикнул ее мне прямо в ухо. Слезы немедленно высохли, и я вскочила на ноги, дрожа от нахлынувшей надежды. Я будто почувствовала мамин поцелуй, когда она ласково чмокала меня в затылок.

Мама всегда привязывала ленточки, чтобы найти дорогу обратно. Она учила меня, что если ленточка закончилась, то нет смысла идти дальше, пора возвращаться.

«Когда ты завязываешь бантик на ветке, ты невольно оглядываешься вокруг, примечаешь, где предыдущий бантик. Ты запоминаешь окрестности. Так меньше шансов заблудиться. Так больше шансов вернуться назад».

Что бы ни завладело маминым телом, оно не смогло окончательно завладеть ее разумом. Мама до последнего сопротивлялась. Даже ночью, когда нечисть вела ее в лес, мама нашла в себе силы ставить по дороге метки. Для себя или для меня – неважно.

Этот украшенный, как новогодняя елка, куст означал лишь одно: мама боролась, и нечисть не смогла победить. Пусть это была крошечная победа, пусть маму обманули, водя вокруг куста. Но если даже в таком незначительном, казалось бы, деле битва была мамой выиграна, если она смогла остаться собой, то не даст она себя погубить!

Людей уводили за собой в лесное болото, они безропотно шли и бесследно исчезали, иногда лишь оставляя на берегу свои вещи.

Мама моя слишком ответственная, чтобы дать просто так себя куда-то увести, кому-то поддаться, если это причинит горе семье. Папа не слушал мои жалобы, потому что всецело доверял и полагался на маму. Она любит нас – и ни одна нечисть не сможет побороть мамину любовь. И страх за меня у мамы всегда сильнее страха за свою жизнь.

Она сопротивлялась целые сутки. Теперь я была уверена, что она нарочно смотрела на образок, чтобы не позволить сущности, овладевшей ею, сдвинуться с места. Только когда ночная темнота скрыла иконку, нечисть смогла одержать верх. Но не до конца: если верить дневникам старого Лоскатухина, болотница должна была и меня увести за собой. Я бы обязательно пошла за мамой куда угодно и когда угодно, если бы она позвала меня. Но она молчала. Молчала.

Теперь я была точно уверена, и опять записи Лоскатухина тому подтверждение, что мама жива, что мама может вернуться. Только ей обязательно нужна помощь. И я смогу ей помочь. Ей и себе.

Глава 26

Мне пришлось уговаривать себя, чтобы продолжить путь. Уходить от первой весточки от пропавшей мамы было невообразимо трудно. Хотелось сесть под кустом, свернуться калачиком и плакать, и не предпринимать ничего.

Но все же я встала и пошла, как мне представлялось, вперед. Воодушевленная, готовая к подвигам.

Минуты через три я вернулась к кусту с ленточками…

Этого никак не могло произойти. Я видела свои следы, примятую траву, ленточки, которые горели, словно огоньки, стоило прикрыть глаза.