Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

На самом деле многие российские политики и общественные деятели выражали искреннее удовлетворение компромиссным исходом продолжительной гонки за лидерство в Азии. Один из них, Н.И. Нотович, сам активный участник Большой Игры, совершивший несколько секретных поездок по Среднему Востоку и Индии по распоряжению МИД и Главного штаба, опубликовал брошюру, в которой подчеркивал значение исторического компромисса с Британией[1245]. Другой известный представитель интеллектуальных кругов М. Ковалевский оценивал воздействие конвенции на российскую внешнюю и внутреннюю политику следующим образом: «Дальнейшее сближение нашей Родины со страной, которая имеет самые значительные интересы также как и самое большое влияние в Азии из всех европейских государств, послужит сохранению мира на Дальнем Востоке подобно тому, как более близкое знакомство с английской политической жизнью будет способствовать естественному развитию наших государственных учреждений»[1246].

По мнению Куропаткина, «Россия и Англия как азиатские державы должны работать сообща, так, чтобы поддерживать порядок в Средней Азии и дать в будущем отпор общей угрозе на Дальнем Востоке»[1247]

. Мысли, близкие приведенному суждению, излагались туркестанским генерал-губернатором Н.И. Гродековым во всеподданнейшем отчете за 1907 г. Он подчеркнул, что Антанта с Британией должна положить конец периоду осложнений и конфликтов в двухсторонних отношениях, открыв новую эру «взаимной поддержки европейцев в Азии»[1248]. Еще одна заметная фигура среди государственных деятелей, посол в Японии, а затем в США Р.Р. Розен также испытывал энтузиазм в связи с перспективами русско-британского политического диалога, оценивая их через призму, как он надеялся, будущего англо-американо-русского союза в Азии[1249].

Ну, а что же противники? Они в России действовали подобно оппонентам конвенции на берегах Темзы. Некоторые цитировали весьма скептическое мнение Бисмарка об Англии как о ярком представителе «тех ловких держав, с которыми не только невозможно создать какой-либо прочный союз, но на которые совершенно нельзя положиться, потому что в Англии основа всех политических отношений более изменчива, чем в любом ином государстве»[1250]

. Другие, как, скажем, прогермански настроенные члены дома Романовых и сановники, опасались неизбежного разрыва с империей Гогенцоллернов из–3а антибританской политики Берлина и стремления немцев к торгово-промышленному преобладанию на азиатском Востоке. Так, для С.Ю. Витте конвенция стала триумфом английской дипломатии, сделав аннексию Персии невозможной для России. Этот государственный деятель полагал также, что Петербург лишился свободного доступа к Кабулу и Афганскому Туркестану. Витте был уверен, что при сложившихся обстоятельствах Афганистан как буферное государство превратился в «заряженное ружье», направленное против России[1251].

Военные руководители, например, генерал А.Ф. Редигер, который занимал должность министра с 1906 по 1908 г., высказывали сомнения относительно строгого соблюдения Лондоном статей конвенции[1252], а такие опытные аналитики, как А.Е. Снесарев и М.В. Грулев, признавая значение «духа сотрудничества» в отношениях с Англией для стабилизации границ Российской империи, тем не менее, полагали, что конвенция негативным образом повлияет на ее престиж в азиатских странах[1253]

.

Следует подчеркнуть, что в историографии двухсторонних отношений специалистами также давались различные оценки Конвенции 1907 г. К примеру, нарком иностранных дел Г.В. Чичерин считал, что это соглашение — «дело рук англо-русского металлургического империализма»[1254]. Крупный историк А.М. Зайончковский утверждал, что Россия ничего не выиграла от конвенции, потому что Англия была не в состоянии оказывать поддержку царским армиям в сухопутных сражениях Первой мировой войны[1255]. Известный советский исследователь международных отношений А.В. Игнатьев, доказывал, что предпосылки для англо-русского сближения возникли благодаря подъему национально-освободительного движения в странах Востока[1256]

. Узбекский историк Г.А. Хидоятов стремился убедить читателей, что разграничение российской и британской сфер преобладания в Азии служило всего лишь ширмой для Англии при подготовке новой агрессии против народов Среднего Востока[1257]. С другой стороны, швейцарский специалист в области международного права П.-К. Теренцио находил аргументы в пользу утверждения, что конвенция «породила» антигерманский блок[1258]. Согласно же взглядам современных американских историков, «фундаментальное значение англо-русской Антанты 1907 г. было больше потенциальным, чем реальным», так как она «скорее препятствовала, чем удовлетворяла потребность Британии в безопасности», явившись «ступенькой на пути к Первой мировой войне»[1259].