Большая кровь

Во-первых, создать партизанский пояс в прифронтовом тылу немцев не удалось — партизаны не горели желанием связываться с Вермахтом (Ф. Меллентин отмечает, что кактолько в какой-либо местности появлялись немецкие армейские части, партизаны оттуда моментально «испарялись»), к тому же там свирепствовала военная контрразведка. А главные железнодорожные линии немцев хорошо охранялись и партизаны предпочитали держаться от них подальше, подрывая объездные, малоиспользуемые и вовсе не используемые линии. Восстанавливалось же полотно очень быстро — уложить два ряда рельсов, это не жилой фонд отстроить.

Во-вторых, не существовало единого фронта партизанской борьбы (от Баренцева до Черного моря) — в Карелии, Прибалтике, значительной части Украины и в Молдавии никаких партизан не существовало вообще. По сути дела, активная партизанская деятельность сгруппировалась в относительно узком районе — от Западной Двины и Припятских лесов с севера на юг, от Орловской области до Буга — с запада на восток. Таким образом, основные партизанские соединения находились далеко отлинии фронта и не везде немецкие тылы вообще знали о партизанах.

Еще одна особенность советского партизанского движения — оно опиралось исключительно на лес. Где был лес, там были и партизаны, где леса нет — там нет и партизан.

Диверсии или разведка?

В Москве долго определяли приоритетные цели для диверсионных акций — от нападений на вражеские гарнизоны до повал -ки телеграфных столбов. Решили сделать ставку на разрушение железнодорожных путей (это в собственной стране! О том, как все это потом восстанавливать, как обычно, не подумали) и на подрыв эшелонов. Но и тут дело обстояло кое-как: во-первых, фронт от основных партизанских зон располагался черт-те где, а посему диверсионные акции не могли ощутимо отражаться на положении действующих войск; подрыв эшелона где-нибудь под Витебском мало влиял на исход операций, скажем, под Ростовом. А кроме того, чтобы действия на железнодорожных коммуникациях вообще имели смысл, требовалось перекрыть партизанскими «пробками» все оккупированное пространство от Карелии до Крыма. Этою не наблюдалось.

Отсюда констатируем — в такой обстановке, когда огромные пространства подконтрольной противнику территории были свободны от диверсионной деятельности, на общей стратегической ситуации партизанские действия в Белоруссии, Северной Украине, Смоленской, Брянской и Орловской областях не отражались никак. Для локального хотя бы эффекта фронт требовалось «подтащить» ближе к партизанским зонам, чего не наблюдалось в 1942-43 гг.

А посему более верным стратегическим решением было бы смещение акцента с диверсий на разведывательные действия путем установления систематического наблюдения за коммуникационными линиями и лишь к моменту предполагавшихся наступательных действий на Смоленщине и Брянщине, в Белоруссии и Украине бросить наличные партизанские силы на коммуникации противника.

Небольшое пояснение относительно нападений партизанских отрядов на вражеские гарнизоны. Воображение некоторых любителей военной истории рисует гарнизон противника из сотен солдате блокгаузами, блиндажами, огневыми точками, колючей проволокой и наблюдательными вышками. Это не соответствует действительности — у немцев не хватало живой силы, чтобы организовывать крупные опорные пункты еще и в своем тылу.

Гарнизоны состояли, как правило, из местных полицейских или малочисленных немецких тыловиков. Например, гарнизон деревни Березино (Докшицкий район БССР), считавшийся одним из самых сильных в Витебской области, насчитывал 8 автоматчиков и 6 пулеметчиков (большое количество пулеметов, как и вообще наличие здесь гарнизона, объясняется тем, что возле этой деревни находился важный мост через Березину). Ничего с этим «гарнизоном» партизаны бригады «Железняк» сделать не смогли — немцы, увидев подавляющее превосходство противника (партизан насчитывалось несколько сотен) покинули деревню и отступили в полном составе после нескольких дней осады.

Но вернемся к «рельсовым» операциям.

«Самое интересное, что в Москве устанавливался план, сколько партизаны должны совершить диверсий на железной дороге или нападений на вражеские гарнизоны. Например, в 1943 году в ходе операции «Концерт» партизанам только в Беларуси предстояло подорвать 140 тысяч рельсов. Многие бригады отрапортовали о значительном перевыполнении плановых показателей.