Большое Гнездо

День князя с утра до позднего вечера полон забот. Сразу же после трапезы отправился он на конюшню — смотреть подаренного булгарским ханом коня.

Еще издали услышал Всеволод возбужденные голоса людей, крики и смех. Челядины, конюшие и «молодшие» дружинники собрались в толпу, и взгляды всех были устремлены вовнутрь конюшни, откуда доносилось возбужденное ржанье, стук копыт о деревянный настил и неспокойная возня. Вдруг из ворот выскочил парень с разбитым в кровь лицом, злобно выругался и остановился как вкопанный перед князем. Подначки и смех затихли, люди, пряча улыбки, низко склонились.

Старший конюший, крепкий мужик с длинными, свисающими до подбородка усами и черными точечками маленьких глаз, смущенно сказал:

— Зверя подарил хан, а не коня. Не подступишьси…

— Экой ты нескладный какой, — упрекнул Всеволод. — Честишь доброго коня, а хан прислал его мне с любовью. Лучшего выбирал в табуне.

— Да погляди-ко, княже, — стал оправдываться конюший, — у него и глаза бесовские. Одно слово — нечистая сила.

— Третьего гридня [35] облягал, — послышалось в толпе. — Верное слово — зверь…

Всеволод прошел через расступившуюся толпу, остановился в воротах. Еще вчера, когда проводили перед крыльцом подаренного ханом коня, в богатой сбруе, был он прекрасен в своей дикой нетронутости: сам серый, в белых яблоках, ноги тонкие, стройные, шея выгнута, морда длинная — с глубокими, трепещущими от возбуждения ноздрями… И так поразил Всеволода подарок, что снился конь ему и ночью. Будто наяву это было. Вел коня в поводу кривоногий булгарин с рассеченным наискось лицом, с вывернутыми губами, в которых застыла злорадная усмешка. Страшно и сладко было князю во сне: гладил он коня по вздрагивающей холке, положив левую руку на луку, ногу вставлял в тонкое стремя… А дальше не видел себя Всеволод. Дальше все во сне путалось и переплеталось.

— Поостерегись, княже, — послышалось за спиной. — Не ровен час — скакнет. Вона как глазищами-то косит…

Конюший дышал над ухом лучным перегаром, качал головой.

— Зови булгарина, — сказал кто-то. — Пущай выводит сам свово беса.

— Ишь ты, — дернулся Всеволод, — а мы, чай, вовсе оробели?

И твердо шагнул в конюшню.

Конь вскинулся на поводке, замесил воздух острыми копытами, заржал, откидывая красивую голову. В толпе охнули.

— Держи его, держи, — сквозь зубы прохрипел Всеволод. Конюший, весь красный от напряжения, вцепился, изогнувшись, в поводок. Грузное тело князя мотнулось в воздухе — и вот он уже в седле. Конюший отшатнулся, кинул Всеволоду повод — князь поймал его в воздухе, потянул на себя. В толпе разом выдохнули, люди раскинулись в стороны от ворот. Кого-то сшибли, кто-то закричал по-заячьи. Конь вымахнул на простор, на миг замер, ослепленный ярким солнечным светом, — малиновый кожух распахнулся у Всеволода на груди.

Ему бы годков десять сбросить с плеч, ему бы ловкости в теле и прежней силы в ногах — тогда бы не одолел его булгарский конь. Но время берет свое, не поворотишь его вспять, не стряхнешь, как дорожную пыль с корзна, — и рухнул Всеволод с коня, покатился по мягкой траве.

— А-а! — заорал, страшно выпучив глаза, конюший. И было с чего орать: нынче он за князя в ответе.

Люди, забыв про коня, кинулись к Всеволоду. Однако князь уже был на ногах. Потирая ушибленное колено, он добродушно улыбался:

— Чего гомозитесь? Аль впервой падать?..

Мужики засмеялись — сначала тихо, потом все громче и громче.

— А и верно, — раздались крики. — Чего испугались?!

— Доброго коня подарил князю булгарский хан.

— А ну, Еська, — подначивали иные конюшего. — Теперь твоя очередь!

— Лови его, братцы!..

Гридни заулюлюкали, погнались за конем — вертелись, прыгали вокруг него, задорно смеялись.

Князю подвели его любимого вороного скакуна. Все еще чувствуя боль в ноге, Всеволод вскочил в седло, повел по двору краем глаза — конюший уже вертелся на взлягивающем булгарском коне, — и в сопровождении двух дружинников выехал за ворота детинца.