Большое собрание сочинений в одном томе

Он велел мне сесть возле аппарата, так что теперь тот находился справа от меня, и повернул выключатель где-то под венчающей конструкцию гроздью стеклянных ламп. Послышалось знакомое шипение, сменившееся завыванием, а затем еле слышным гулом, будто аппарат вот-вот готов был выключиться. Меж тем свечение усилилось, затем угасло, став бледным, приобрело необыкновенный оттенок или их смешение, не поддающееся описанию и ранее мною не виданное. Наблюдавший за мной Тиллингаст заметил, как я озадачен.

– Знаешь ли ты, что это? – прошептал он. – Это ультрафиолет

. – Он странно усмехнулся в ответ на мой удивленный возглас. – Ты думал, что ультрафиолетовые лучи нельзя увидеть, и это правда, но теперь ты можешь их видеть, как и многое другое.

Слушай же! Волны, испускаемые аппаратом, будят в нас тысячу спящих чувств, тех, что мы унаследовали сквозь вечность эволюции, от состояния разобщенных электронов до обретения человеческого тела. Мне открылась истина

, и я намереваюсь открыть ее и тебе. Спрашиваешь, каким образом? Я скажу тебе. – С этими словами Тиллингаст уселся прямо напротив меня, задул свечу, впившись в меня жутким взглядом.

– Твои функционирующие органы чувств – сперва, полагаю, твои уши – будут воспринимать большинство сигналов, так как тесно связаны с теми, что дремлют. Затем настанет очередь иных. Доводилось ли тебе слышать об эпифизе? Меня смешат примитивные эндокринологи, эти простаки и выскочки, что сродни фрейдистам. Эта железа есть величайший из всех органов чувств – я убедился в этом. Она подобна конечному отделу зрительного анализатора, передающему визуальные образы в мозг. Если ты нормален, именно так надлежит извлекать из нее все возможное… то есть извлекать все возможное извне

.

Я осмотрел огромный чердак с покатой южной стеной, куда падал тусклый свет лучей, невидимых обывательскому глазу. В дальних углах были лишь тени, и все помещение было подернуто пеленой нереальности, скрывавшей его истинный облик, рождая в воображении фантастические образы. На какое-то время Тиллингаст умолк, и я вообразил, будто нахожусь в огромном, невероятном храме уже давно мертвых богов, расплывчатом и величественном, с бесчисленными черными колоннами, вздымающимися от пола из сырых плит в клубящуюся облаками высь, покуда хватало глаз. Явившаяся мне картина была необыкновенно яркой, но постепенно уступила место иной, куда более пугающей: полного, абсолютного одиночества в бесконечном, слепом, беззвучном пространстве. Казалось, что вокруг лишь пустота, и больше ничего, и ребяческий страх заставил меня выхватить из заднего кармана револьвер, который я всегда носил с собой после захода солнца с тех пор, как однажды ночью меня попытались ограбить в Восточном Провиденсе. Затем из самых отдаленных уголков этой бездны раздался тихий звук. Еле уловимый, слегка вибрирующий, несомненно мелодичный, он становился все неистовей, и, ощущая его, все мое тело словно подверглось утонченной пытке. Чувство было сродни случайному царапанью матового стекла. В тот же миг я почувствовал что-то, напоминаюшее поток холодного воздуха, очевидно, пронесшийся мимо меня с той же стороны, откуда был слышен далекий звук. Затаив дыхание, я ждал, понимая, что и звук, и движение воздуха усиливаются, и странное чувство это было похоже на то, что чувствует привязанный к рельсам на пути гигантского локомотива. Я обратился к Тиллингасту, и все необыкновенные ощущения внезапно оставили меня. Я видел лишь человека, сияние аппарата и мрачное помещение. Тиллингаст смотрел на почти бессознательно выхваченный мною револьвер и гадко ухмылялся, но вид его уверил меня в том, он видел и слышал столько же, сколько и я, и быть может, куда больше. Шепотом я заговорил с ним о том, что пережил, но он велел мне хранить молчание и не шевелиться.

– Не двигайся, – предупредил он, – в этих лучах видим не только мы, но видят и нас

. Я говорил тебе, что слуги покинули меня, не сказал только как. Все по вине тупоголовой экономки – включила свет внизу, несмотря на мое предупреждение, и проводники уловили симпатические вибрации. Зрелище, должно быть, было страшное – я слышал крики здесь, наверху, несмотря на все то, что видел и слышал с других направлений, да и потом жутковато было находить груды тряпья по всему дому. Платья миссис Апдайк лежали у выключателя в парадной – так я понял, что это ее заслуга. Оно покончило со всеми. Но пока мы неподвижны, мы в относительной безопасности. Помни, что мы имеем дело с миром кошмаров, где мы практически беспомощны… Не шевелись!