Большое собрание сочинений в одном томе

Утро 23 июня застало меня шагающим среди странного вида гор, которые еще в семь утра казались ничем не примечательными. Я отошел примерно на семь миль к югу от Хэмпдена, прежде чем заметил нечто необычное. Взбираясь на травянистый гребень над особенно глубоким каньоном, я наткнулся на полосу земли, где не росли ни травы, ни кустарники. Она простиралась на юг, по горам и теснинам. Сперва я подумал, что это следы осеннего пожара, но, изучив почву, не обнаружил никаких его следов. Ближайшие косогоры и ущелья были обезображены и обожжены, будто гигантский факел уничтожил всю растительность. И все же это был не пожар…

Я ступил на жирную, черную землю, где не росла трава. Приближаясь к центральной части этой пустоши, я заметил, что вокруг стоит странная тишина. Молчали жаворонки, спрятались кролики, и даже насекомые, видимо, покинули это место. Взобравшись на пригорок повыше, я попытался понять, насколько далеко простирается эта необъяснимая бесплодная пустошь. А затем увидел одиноко стоящее дерево.

Оно росло на холме, что был немного выше прочих, и привлекало взгляд потому, что встретилось мне совершенно неожиданно. Я не видел ни одного дерева за много миль вокруг – неглубокие лощины поросли черемухой и боярышником, но взрослых деревьев не было. Странно было встретить его здесь, на гребне холма. Чтобы достичь его, мне пришлось перебраться через два крутых ущелья, и меня ожидало нечто непредвиденное. То была не ель, не сосна, не каркас37

. За всю свою жизнь я не видел ничего подобного – и по сю пору не видел, чему безмерно рад!

Больше всего оно напоминало дуб. Его огромный кривой ствол в обхвате достигал ярда, а мощные ветви росли всего в семи футах над землей. Округлые листья были удивительно похожи друг на друга размером и рисунком. Оно было словно написано маслом на холсте, но могу поклясться в том, что оно было настоящим. Я знаю, что оно было настоящим, невзирая на то что говорил Теюнис.

Помню, что, взглянув на солнце, я определил, что было около десяти утра, хоть я и не сверялся с часами. Стало теплей, и я отдохнул в гостеприимной тени гигантского дерева. У его подножия росла необычайно пышная трава – то был еще один отмеченный мною феномен, в сравнении с бесплодной землей, по которой я только что шел. Меня окружал непроходимый лабиринт гор, теснин и круч, хотя холм, на котором я находился, был много выше остальных на несколько миль вокруг. Обратив взгляд к востоку, я вскочил – столь сильным было мое удивление. Там, в голубой дымке, виднелись горы Биттеррут! В районе трехсот миль от Хэмпдена больше не было гор со снеговыми шапками, и я знал, что, находясь на этой высоте, вообще не должен был их видеть. Несколько минут я смотрел на это поразительное зрелище; затем меня сморил сон. Я улегся на высокой траве у подножия дерева, сняв фотоаппарат, шляпу, и расслабился, глядя в небо сквозь зелень листвы. Затем закрыл глаза.

Со мной начало происходить нечто странное – туманное, неясное видение явилось мне, как отблеск сна наяву, и ничто в нем не было знакомым. Мне виделось подобие великого храма у сочащегося моря, над которым в бледно-красном небе пылали три солнца. Этот гигантский склеп или храм был необычного цвета – неизвестного оттенка сине-фиолетового. Огромные твари летали в облачном небе, и мне чудилось хлопанье чешуйчатых крыл. Я приблизился к храму; передо мной разверзлась исполинская дверь. За ней был вихрь теней – порывистых, плотоядных, пытавшихся затянуть меня в кошмарный мрак. Кажется, я видел три горящих глаза в зыбучей пустоте за дверью и закричал, объятый смертным ужасом. Я знал, что там, в мерзкой глубине, таится неведомая разрушительная сила – порождение ада, что хуже всякой смерти. Я вновь испустил дикий крик, и видение померкло.

Передо мной были округлые листья и нормальное земное небо. Я с трудом поднялся. Дрожь охватила меня; холодный пот катился по лбу. Мной овладело безудержное желание бежать, бежать что есть сил, прочь от этого омерзительного дерева на холме, – но, осознав абсурдность этого помысла, я вновь уселся, пытаясь собраться с мыслями. Еще никогда я не видел столь реалистичных снов – и столь ужасных. Что могло стать его причиной? Да, я читал кое-какие из книг Теюниса о Древнем Египте… Я вытер лоб и решил, что настала пора подкрепиться. Но есть мне не хотелось.

И тогда меня осенило. Я должен был сфотографировать дерево и показать Теюнису. Это бы вырвало его из пучины привычного безразличия. Быть может, стоило рассказать ему о своем сне… Я извлек фотоаппарат, сделал с полдюжины снимков дерева и снял местность так, как та виделась мне с высоты холма. Снял я и одну из блистающих снежных вершин. Эти фотографии должны были помочь мне, если я захочу вернуться… Убрав камеру, я вернулся к своей мягкой травяной перине. Было ли это место под сенью дерева напитано некими чужеродными чарами? Я чувствовал, что не хочу его покидать.