Бомарше

Когда Монбарей лишился министерского портфеля, а Доде де Жоссан потерял свое место и влияние, Корнман из Марнефа сразу же превратился в Отелло, упустив из виду, что в своих письмах к любовнику жены столь явно демонстрировал заинтересованность в супружеской измене, что любые его претензии на этот счет становились необоснованными.

Ознакомившись с письмами банкира к Доде де Жоссану, Бомарше помчался к министрам, вход к которым для него в то время был всегда открыт, так как он являлся агентом правительства, и добился отмены королевского ордера на арест г-жи Корнман. Шеф полиции Ленуар распорядился перевести женщину в частную клинику врача-акушера и позволил ей встречаться там с ее поверенными в делах для организации защиты ее интересов.

Прошло некоторое время, и Корнман, оказавшийся на грани банкротства, счел за лучшее предпринять попытку примирения с женой, дабы избежать раздела имущества. Несмотря на все отсрочки по платежам, которых ему удалось добиться, банкир вскоре должен был бы признаться в неплатежеспособности. А г-жа Корнман, памятуя о помощи, которую оказал ей Бомарше несколькими годами ранее, вновь обратилась к нему за советом и поддержкой.

Решив бороться за свои права, Корнман свел знакомство с адвокатом Бергасом, прославившимся не выступлениями во Дворце правосудия, а брошюрами в защиту известного шарлатана Месмера, бывшего в ту пору в моде.

Некоторые историки считают, что Бергас поверил рассказу Корнмана и счел его дело выигрышным. При более пристальном изучении досье становится ясно, что у Бергаса, который отнюдь не был простаком, была другая причина ухватиться за это дело: он увидел возможность помериться силами с Бомарше, находившимся далеко не в лучшей форме, и надеялся, что победа над знаменитым драматургом поможет ему выдвинуться на первые роли в коллегии адвокатов.

По совету Бергаса Корнман решил предать скандальной гласности дело, касавшееся его личной жизни, и открыл такие малопочтенные подробности, по сравнению с которыми лицемерие кажется образцом благопристойности. Чтобы по возможности сильнее потрясти общественное мнение, в круг разоблачений были втянуты не только неверная супруга и ее любовник Доде де Жоссан, но и начальник полиции Ленуар (намекалось, что и он мог быть любовником г-жи Корнман), а также принц Нассау, вмешавшийся в это дело, а главное, ужасный злодей Бомарше — организатор заговора с целью опорочить обманутого супруга.

Мемуар Бергаса по этому делу хотя и отличался блестящим стилем, но при ближайшем рассмотрении не выдерживал никакой критики по части доказательств: он больше навредил Корнману, чем помог ему, поскольку вынудил этого обманутого мужа признаться, что он долгое время закрывал глаза на супружескую измену и стал возмущаться по этому поводу лишь после того, как жена потребовала раздела имущества. Что касалось обвинения Ленуара в совращении им г-жи Корнман, то оно вызывало сомнение уже по той причине, что у банкира был зуб на шефа полиции: Корнман сам признавался, что затаил зло на Ленуара после того, как последний, пообещав ему должность в Индии, своего обещания не сдержал. И, наконец, вызывало удивление то, что человек, обвинивший жену в стольких грехах, заявил, что он готов воссоединиться с ней, если она вернет ему свое приданое, и выражал пожелание, чтобы «скорее заблудшая, чем виноватая, она жила окруженная тем уважением, которое еще сможет заслужить». Спрашивается: каким же образом с помощью всей этой демагогии можно было привлечь к судебной ответственности Бомарше, чья единственная вина заключалась в том, что он добился разрешения властей на то, чтобы несчастная женщина произвела на свет ребенка в достойном месте?

Бергас, который в качестве депутата от Лиона в 1789 году должен был показать себя убежденным защитником монархии и даже стать тайным советником Людовика XVI, заканчивал свой мемуар яростной атакой на произвол и заключение в тюрьму без суда и следствия по королевскому ордеру, что заставляет усомниться в его искренности.

Его нападки на Бомарше по своей злобности намного превосходили все то, что писал Мирабо; в одном своем мемуаре Бергас назвал Пьера Огюстена «человеком, чей нечестивый образ жизни свидетельствует с постыдной очевидностью о той степени глубочайшей развращенности, до коей мы докатились», а в другом бросил в адрес Бомарше, с которым, кстати сказать, никогда не встречался лично, ставшую знаменитой реплику: «Несчастный, ты истекаешь вместо пота преступлениями!»