Бомба для председателя

3. Настоящий приказ немедленно довести до сведения всех командиров. Все распоряжения, противоречащие данному приказу, утрачивают свою силу.

Гитлер»

13.3.1945 (11 часов 09 минут)

- Логично, - сказал Мюллер, выслушав Штирлица. - Ваша позиция с физиком Рунге неколебима. Считайте меня своим союзником.

- Хвост, который вы пускали за черным «хорьхом» шведского дипломата, был связан с этим делом?

- А вы чувствовали за собой хвост? Вы остро ощущаете опасность?

- Любой болван на моем месте почувствовал бы за собой хвост. А что касается опасности - какая же опасность может угрожать дома? Если бы я был за кордоном…

- У вас голова не болит?

- От забот? - улыбнулся Штирлиц.

- От давления, - ответил Мюллер и, взбросив левую руку, начал массировать затылок.

«Ему нужно было посмотреть на часы. Он ждет чего-то, - отметил Штирлиц. - Он не начал бы этого спектакля, не будь в запасе какого-то козыря. Кто это? Пастор? Плейшнер? Кэт?»

- Я бы советовал вам попробовать дыхательную гимнастику йогов, - сказал Штирлиц.

- Не верю я в это… Хотя покажите.

- Левую руку положите на затылок. Нет, нет, только пальцы. А правая должна лежать вдоль черепа. Вот так. И начинайте одновременно массировать голову. Глаза закройте.

- Я закрою глаза, а вы меня шандарахнете по голове, как Холтоффа.

- Если вы предложите мне изменить родине - я сделаю это же. Группенфюрер, вы осторожно глянули на часы - они у вас отстают на семь минут. Я люблю открытые игры - со своими, во всяком случае.

Мюллер хмыкнул:

- Я всегда жалел, что вы работаете не в моем аппарате. Я бы уж давно сделал вас своим заместителем.

- Я бы не согласился.

- Почему?

- А вы ревнивы. Как любящая, преданная жена. Это самая страшная форма ревности. Так сказать, тираническая…

- Верно. Можно, правда, эту тираническую ревность назвать иначе: забота о товарищах.

Мюллер снова посмотрел на часы - теперь он сделал это не таясь. «А профессионал он первоклассный, - отметил Мюллер. - Он понимает все не через слово, а через жест и настрой. Молодец. Если он работает против нас, я не берусь определить ущерб, нанесенный им рейху».

- Ладно, - сказал Мюллер. - Будем в открытую. Сейчас, дружище, одну минуту…

Он поднялся и распахнул тяжелую дверь. Несмотря на свою бронированную массивность, она открывалась легко, одним пальцем. Он попросил одного из охранников, который лениво чистил ногти спичкой:

- Позвоните к Шольцу, спросите, какие новости.

Мюллер рассчитывал, что за два-три часа Рольф заставил русскую говорить. Ее привозят сюда - и очная ставка. Да - да, нет - нет. Проверка факта - долг контрразведчика. Партитуру допроса Штирлица он тоже разыграл достаточно точно: как только Рольф разработает русскую, Мюллер выкладывает свои козыри, наблюдает за поведением Штирлица, а потом сводит его лицом к лицу с «пианисткой».

- Сейчас, - обернулся в камеру Мюллер. - Я тут жду одного сообщения…

Штирлиц пожал плечами:

- Зачем надо было приводить меня сюда?

- Тут спокойнее. Если все кончится так, как хочу я, - мы вернемся вместе, и все будут знать, что мы с вами занимались делом в моем ведомстве.

- И мой шеф будет знать об этом?

- Чьей ревности вы боитесь - его или моей?

- А как вы думаете?

- Мне нравится, что вы идете напролом.

Вошел охранник и сказал:

- Он просил передать, что там никто не отвечает.

Мюллер удивленно поджал губы, а потом подумал: «Вероятно, он выехал сюда без звонка. Мой канал мог быть занят, и он поехал, чтобы сэкономить время. Отлично. Значит, через десять-пятнадцать минут Рольф привезет ее сюда».

- Ладно, - повторил Мюллер. - Как это в библии: время собирать камни и время кидать их.

- У вас было неважно в школе с законом божьим, - сказал Штирлиц. - В книге Екклезиаст сказано: время разбрасывать камни и время собирать камни; время обнимать и время уклоняться от объятий.

Мюллер спросил:

- Вы так хорошо изучали библию с подопечным пастором?

- Я часто перечитывал библию. Чтобы врага побеждать, надо знать его идеологию, не так ли? Учиться этому во время сражения - значит заранее обречь себя на проигрыш, разве нет?

«Неужели они перехватили пастора за границей? Могли. Хотя, когда я возвращался на станцию, мне не повстречалась ни одна машина. Но они могли проехать передо мной и сидеть на заставе. А сейчас - по времени это сходится - подъезжают к Берлину. Так. Значит, я сразу требую очной ставки с моим хозяином. Только наступать. Ни в коем случае не обороняться. А если Мюллер спросит меня, где агент Клаус? Дома в столе должно лежать письмо. Слишком явное алиби, но кто мог думать, что события выведут их именно на пастора? Это еще надо доказать - с Клаусом. А время за меня».

Мюллер медленно вытаскивал из нагрудного кармана голубой конверт.