Бомба для председателя

…Мюллер выехал на место убийства Рольфа и Барбары вместе с самыми лучшими своими сыщиками - он взял стариков, которые ловили с ним бандитов, и национал-социалистов Гитлера, и коммунистов Тельмана и Брандлера в двадцатых годах. Он брал этих людей в самых редких случаях. Он не переводил их в гестапо, чтобы они не зазнались: каждый следователь гестапо рассчитывал на помощь экспертов, агентов, диктофонов. А Мюллер был поклонником Чапека - сыщики у этого писателя обходились своей головой и своим опытом.

- Вообще ничего? - спросил Мюллер. - Никаких зацепок?

- Ни черта, - ответил седой, с землистым лицом старик. Мюллер забыл, как его зовут, но тем не менее они были на «ты» с 1926 года. - Это похоже на убийство, которое ты раскручивал в Мюнхене.

- На Эгмонштрассе?

- Да. Дом девять, по-моему…

- Восемь. Он ухлопал их на четной стороне улицы.

- Ну и память у тебя.

- Ты на свою жалуешься?

- Пью йод.

- А я - водку.

- Ты генерал, тебе можно пить водку. Откуда у нас деньги на водку?

- Бери взятки, - хмыкнул Мюллер.

- А потом попадешь к твоим палачам? Нет уж, лучше я буду пить йод.

- Валяй, - согласился Мюллер. - Валяй. Я бы с радостью, говоря откровенно, поменял свою водку на твой йод.

- Работы слишком много?

Мюллер ответил:

- Пока - да. Скоро ее вовсе не будет. Так что же нам делать, а? Неужели совсем ничего нет?

- Пусть в твоей лаборатории посмотрят пули, которыми укокошили эту парочку.

- Посмотреть - посмотрят, - согласился Мюллер. - Обязательно посмотрят, можешь не беспокоиться…

Вошел второй старик и, подвинув стул, присел рядом с Мюллером. «Старый черт, - подумал Мюллер, взглянув на него, - а ведь он красится. Точно, у него крашеные волосы».

- Ну? - спросил Мюллер. - Что у тебя, Понтер?

- Кое-что есть.

- Слушай, чем ты красишь волосы?

- Хной. У меня не седые и не черные, а какие-то пегие, а Ильзе умерла. А молоденькие предпочитают юных солдат, а не старых сыщиков… Слушай, тут одна старуха в доме напротив видела час назад женщину и солдата. Женщина шла с ребенком, видно, что торопилась.

- В чем был солдат?

- Как в чем? В форме.

- Я понимаю, что не в трусах. В черной форме?

- Конечно. Вы ж зеленым охрану не поручаете.

- В какую они сели машину?

- Они в автобус сели.

Мюллер от неожиданности даже приподнялся.

- Как в автобус?

- Так. В семнадцатый номер.

- В какую сторону они поехали?

- Туда, - махнул рукой Понтер, - на запад.

Мюллер сорвался со стула, снял трубку телефона и, быстро набрав номер, сказал:

- Шольц! Быстро! Наряды по линии семнадцатого автобуса - раз! «Пианистка» и охранник. Что? Откуда я знаю, как его зовут! Выясните, как его зовут! Второе - немедленно поднимите на него досье: кто он, откуда, где родные. Весь послужной список - мне, сюда, немедленно. Если выясните, что он хоть раз был в тех же местах, где бывал Штирлиц, сразу сообщите! И отправьте наряд в засаду на квартиру Штирлица.

Мюллер сидел на стуле возле двери. Эксперты гестапо и фотограф уже уехали. Он остался со своими стариками, и они говорили о былом, перебивая друг друга.

«Я проиграл, - рассуждал Мюллер, успокоенный разговором старых товарищей, - но у меня в запасе Берн. Конечно, там все сложнее, там чужая полиция и чужие пограничники. Но один козырь, главный, пожалуй, выбит из рук. Они бежали в автобусе, значит, это не спланированная операция. Нет, об операции нелепо и думать. Русские, конечно, стоят за своих, но посылать на смерть несколько человек для того, чтобы попытаться, лишь попытаться, освободить эту «пианистку», - вряд ли. Хотя, с другой стороны, они понимали, что ребенок - ее ахиллесова пята. Может быть, поэтому они пошли на такой риск? Нет, что я несу? Не было никакого запланированного риска: она садилась в автобус, ничего себе риск… Это идиотизм, а никакой не риск…»

Он снова снял трубку телефона:

- Это Мюллер. По всем линиям метро тоже предупредите полицию о женщине с ребенком. Дайте ее описание, скажите, что она воровка и убийца, пусть берут. Если ошибутся и схватят больше, чем надо, - я их извиню. Пусть только не пропустят ту, которую я жду…

Штирлиц постучал в дверь камеры: видимо, за те часы, которые он здесь провел, сменился караул, потому что на пороге теперь стоял не давешний красномордый парень, а Зигфрид Бейкер - Штирлиц не раз играл с ним в паре на теннисных кортах.

- Привет, Зигги, - сказал он, усмехнувшись, - хорошенькое место для встреч, а?

- Зачем вы требовали меня, номер седьмой? - спросил Бейкер очень спокойно, ровным, чуть глуховатым голосом.

«У него всегда была замедленная реакция, - вспомнил Штирлиц. - Он хорошо бил с левой, но всегда чуть медлил. Из-за этого мы с ним проиграли пресс-атташе из Турции».

- Неужели я так изменился? - спросил Штирлиц и автоматически пощупал щеки: он не брился второй день, и щетина отросла довольно большая, но не такая колючая; колючей щетина была только вечером - он приучил себя бриться дважды в день.

- Зачем вы требовали меня, номер седьмой? - повторил Зигфрид.

- Ты что, сошел с ума?

- Молчать! - гаркнул Бейкер и захлопнул тяжелую дверь.