БондиАнна. В Россию с любовью

Я всегда была очень брезгливой. Обычно даже мысль о том, чтобы пройти по такой грязной улице, вызывала у меня желание помыться. Однако в этом городе был какой-то особый дух. Всё ощущалось не так, как обычно. Более возвышенно, значимо, по-настоящему. Каждый предмет, звук, запах были наполнены особым смыслом. Всё вокруг дышало…

Счастьем!

Я поняла это, когда мы с Виктором пробирались через толпу каких-то оборванцев. Они громко говорили на хинди и совершенно не обращали на нас внимание. А я вдруг поняла, что счастлива. Не от чего, просто от самого факта, что я есть. Я как будто принимала и отдавала всё одновременно: любовь, жизнь, смерть.

Это самый красивый город на Земле!

Уже наступил вечер, когда мы вышли к берегу Ганга. Внизу была довольно большая площадка с кучей мусора, и сначала я не поняла, что это.

Виктор сказал:

— А вот и ответ, почему город мёртвых.

— Сотрудники отеля мне уже говорили, что сюда стекаются люди со всей Индии, чтобы умереть, — вспомнила я.

— А они говорили, как именно это происходит?

— Нет.

— Тогда смотри. — он кивнул на площадку, около которой собирались люди.

Сначала они принесли дрова и разложили их подобием стола. Натаскали поверх какой-то соломы и стали ждать. Вскоре показалась процессия. Несколько человек несли на плечах носилки, на которых лежало завёрнутое в яркую ткань тело.

— Это труп? — уточнила я, хотя знала ответ.

Виктор кивнул. По спине пробежал холодок. Я стояла как заворожённая.

Люди уложили тело на «стол», окружили его. Я подумала, что это, должно быть, их жена и мать — женщина, и не просто женщина, а та, которую очень любили. Ведь привезти тело в Варанаси могла позволить себе не каждая индийская семья.

И тут произошло то, что непременно должно было случиться — родственники подожгли тело. Для меня это оказалось неожиданно, я вздрогнула и инстинктивно отступила.

Огонь занялся моментально. Миг — и костёр заполыхал, освещая площадку. Я увидела: то, что показалось мне мусором, на самом деле было обгоравшими остатками брёвен и… Тел. Эта площадка была кладбищем. Точнее, крематорием. Местом, где тела сжигали на протяжении тысячелетий. Здесь был прах миллионов людей.

Я смотрела на костёр, не в силах пошевелиться. Зрелище было потусторонним и в то же время невероятно земным. Даже каким-то низменным. То и дело части тела покойной выпадали из огня. Рука, нога… Сгоревшие связки и сухожилия больше не могли удержать кости, и тело буквально расползалось под жарким пламенем. Работники похоронной конторы — Виктор пояснил, что не все присутствующие были в родстве с усопшей, — длинными палками бесцеремонно запихивали кости обратно в костёр. Это было и кощунственно, и как-то необъяснимо правильно.

— Когда костёр догорит, ближайшие родственники возьмут кости и отнесут их в реку, — тихо сказал Виктор, слегка прикоснувшись к моей руке. Я вздрогнула от неожиданности и от того, что представила…

Взять кости своей матери. Просто взять их руками, прямо из огня, ещё горячие. Немыслимо!

Я пыталась представить, что чувствовали люди, стоявшие вокруг погребального костра. Тот высокий мужчина, возможно, сын? Вот он стоит и смотрит, как его мать — женщина, которая его родила, которая растила его, любила, обнимала перед сном, жалела, когда он падал и сбивал колени — эта женщина сгорает дотла. Горят руки, такие нежные при жизни, дарившие ласку и утешение. Глаза, смотревшие на него с гордостью. Губы, шептавшие: «Сынок». Щёки, которые он сам целовал тысячи раз. Всё это, ещё вчера бывшее любимым человеком, морщится, чернеет, обращается в прах.

Как? Как такое возможно?

Непролитые слёзы жгли глаза. Я смотрела на людей и думала: никто из них не плачет. Что это? Невероятная стойкость или…

— Почему они такие спокойные? — спросила я Виктора, удивившись, как хрипло прозвучал мой голос.

— Они относятся к смерти иначе. Это не зло. К тому же они сожгли тело на берегу Ганга. Человек, которого они любили, попадёт в рай.

Я кивнула. Смысл его слов доходил до моего сознания постепенно. Я снова перевела взгляд на мужчину, стоявшего ближе всех к огню. В его лице я как будто увидела колесо Сансары[12]. В глазах человека, смотрящего, как огонь поглощает его мать, было столько силы, столько вечной мудрости и любви!

Это прекрасно!

Тело горело несколько часов. Всё это время я стояла на месте, не сводя глаз с огня, моё лицо, обращённое к огню, раскраснелось. В то же время спина и затылок словно заледенели — ночь, вступившая в свои права, была зябкой.