Борьба и победы Иосифа Сталина

В этих условиях находившийся в Гельсингфорсе Ленин 12 сен­тября пишет письмо Центральному комитету «Большевики долж­ны взять власть», а 14-го — «Марксизм и восстание». В этих пись­мах он утверждает, что в стране сложились как объективные, так и субъективные условия для вооруженного восстания. Он доказыва­ет, что существующего активного большинства «революционных элементов народа в обеих столицах достаточно» для того, чтобы не только завоевать власть, но и удержать ее.

Ленин торопил ЦК. Он считал, что Керенский готов пойти на сговор с немцами и сдать Петроград. «Предстоящая отдача Пите­ра, — пишет он, — сделает наши шансы в сто раз худшими. А отда­че Питера при армии с Керенским и К во главе мы помешать не в силах».

Он был категоричен и не хотел больше ждать вызревания си­туации. Момента, когда взятие власти будет соответствовать фор­мальным правовым нормам. «Ждать формального большинства, — говорит он, — наивно: ни одна революция этого не ждет. И Керен­ский с К не ждут, а готовят сдачу Питера... Нет аппарата? Аппарат есть: Советы и демократические организации». В качестве практи­ческой меры Ленин предлагает найти поддержку этим действиям в самой партии: «Вопрос в том, чтобы задачу сделать ясной для пар­тии: на очередь дня поставить вооруженное восстание

в Питере и Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительст­ва». Ленин не сомневается в успехе: «Взяв власть сразу в Москве и Питере (неважно, кто начнет; может быть, даже Москва может на­чать), мы победим безусловно и несомненно».

Настаивая на решительных действиях, Ленин не ограничивает­ся призывом. Он предложил схематически план проведения вос­стания и требовал «арестовать и разогнать» Демократическое со­вещание, «мобилизовать вооруженных рабочих, призвать их к от­чаянному последнему бою». Однако дерзкий план Ленина не нашел бесспорной поддержки в ЦК. Каменев и Зиновьев реши­тельно выступили против него, Троцкий предложил свой «альтер­нативный план», увязывая тактику действий с поддержкой Сове­тов. Сталин не стал с категоричностью Зиновьева и Каменева вы­ступать против Ленина, но не склонился и на сторону Троцкого. Он решил передать письма Ленина в крупные парторганизации для обсуждения и принятия окончательного решения.

Было ли это проявлением нерешительности Сталина? Или у не­го не было своего мнения?

Нет. Все было им осмыслено. Он считал, что начинать восста­ние, не дожидаясь съезда Советов, преждевременно, однако он не хотел подрывать авторитет вождя вступлением с ним в конфронта­цию. Эта позиция объясняется не только тем, что с июльского кри­зиса Сталин лично много сделал для перетаскивания Советов на сторону большевиков и завоевания партийного влияния в этих ор­ганах.

Сталин трезво воспринимал и взвешивал обстановку Он видел, что даже при полном успехе восстания в «двух столицах» больше­вики не имели никаких гарантий в том, что они получат поддерж­ку в стране. Еще одним весомым аргументом для его позиции явля­лось то, что во фронтовых частях были сильны эсеровские и мень­шевистские настроения.

Кроме того, он понимал, что выглядевший красиво на бумаге сам ленинский план восстания был рассчитан на почти идеальный вариант. На условную ситуацию, при которой действиям восстав­ших не будет оказано серьезного сопротивления. Призыв к рабо­чим отрядам «погибнуть, но не дать неприятелю двинуться к цен­трам города» был чисто умозрительным и эмоциональным. Отря­ды могли ввязаться в затяжные бои и действительно погибнуть, и тогда торжество победителей не ограничилось бы полумерами тю­ремных репрессий участников борьбы.

Расплата неминуемо обернулась бы кровью — более обильной, чем после поражения революции 1905 года. Она залила бы кровью улицы Петрограда и Москвы. Но это стало бы не только поражени­ем самого восстания, а крахом и гибелью всей партии.

В отличие от скрывавшегося от властей Ленина находившийся в гуще событий Сталин постоянно занимался в этот период укреп­лением и усилением партии. Он знал, что идет наращивание ее кад­рового потенциала. Время работало на большевиков, и Сталин эф­фективно использовал это время.

К октябрю 1917 года численность партии возрастет с 240 до 350 тысяч, и парторганизации будут существовать уже более чем в 100 городах; ежедневный тираж большевистских газет достигнет 600 тысяч экземпляров, а на фронте будет 50 тысяч большевиков. Но это к октябрю. В любом случае практически бескровный (о чем почему-то «язвят» антикоммунисты) захват власти в октябре 1917 года исторически подтвердил правоту тактики Сталина.