Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения

Ну а если нет, если будет продолжаться начатое, то, значит, движутся наши «реформаторы» образования по опасной дороге. И как пел бард, «а в конце дороги той – плаха с топорами». И хорошо, если в переносном, а не в прямом смысле. Впрочем, как говаривал блаженный Августин, наказания без вины не бывает. И да воздастся упорствующим в неистине – по закону, разумеется. Только по закону.

Интеллигенция и интеллектуалы[220]

I

Трудно переоценить значение проблемы интеллигенции как объекта социального исследования, особенно в русской истории. Во-первых, проблема интеллигенции – одна из важнейших в социальной теории. Во-вторых, она занимает важное место в практике русской истории последних полутора столетий: интеллигенция не только оказывалась в центре многих определяющих событий, но и по сути монополизировала их интерпретацию, интеллектуальную, а порой и эмоциональную рефлексию социальной реальности и, что не менее важно, самой себя. Делала она это, разумеется, со своих групповых позиций, в результате мы имеем главным образом интеллигентоцентричную (сразу в нескольких смыслах) версию того, что происходило в России и в мире: «нет Бога кроме прогресса и интеллигенция – пророк его, а кто не с нами – тот против нас, а потому реакционер, консерватор, шовинист и т. д.». В-третьих, пожалуй, ни одна проблема теории и истории, по крайней мере, русской истории и её теоретического осмысления не является столь запутанной – сознательно, подсознательно, бессознательно – и мифологизированной, как проблема интеллигенции, начиная с определения этого феномена.

К этому следует добавить еще одно: как показали дискуссии 1990-х годов об интеллигенции, ее месте и роли в русской истории (этой теме посвящена одна из частей работы А.С. Кустарева, которая так и называется «Дискуссии об интеллигенции в 90-е годы: поиски тематики и теории»), большая часть дискутантов продемонстрировала слабое знание западной социологической классики, не говоря уже о новых работах и концепциях. Присоединяясь к этому выводу А.С. Кустарева, замечу: пожалуй, именно в анализе «интеллигентской», казалось бы, своей проблематики, наиболее ярко проявляются нарастающие (по сравнению с советским временем) разрыв между отечественной наукой и наиболее интересными и продвинутыми зарубежными научными эпистемологическими программами и провин-циализация российской социальной науки, как будто специально заимствующей наиболее банальные западные схемы и идеи.

Вряд ли имеет смысл пересказывать содержание работы А.С. Кустарева (лучше прочесть ее), фиксировать основные идеи (лучше него это никто не сделает), объяснять и характеризовать структуру книги (это сделал сам автор в Предисловии). И тем не менее, кое-что необходимо сказать как по поводу книги, так и по поводу объекта ее исследования.

А.С. Кустарев пишет, что его «книга дает некоторую общую картину участия интеллигенции (интеллектуалов) в советской публичной жизни в последние 30 лет XX в.

Речь идет о стратегии самоидентификации и саморепрезентации интеллигенции. А более конкретно – о ее языковом поведении, о самоопределении через выбор идеологии, о практике сословной консолидации, но также и статусной конкуренции между разными группами интеллигенции. Эти практики интеллигенции сыграли существенную роль в подготовке атмосферыблагоприятной для радикальных перемен, происшедших в России в 90-е годы».