Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения

Помимо вещественных факторов производства есть также социальные и духовные факторы производства, т. е. сферы отношений «субъект – субъект» и «субъект – дух». Социальные производительные силы – это процесс реализации способности создавать социальные организации. Это не имеет отношения к политике, последняя – внепроизводственный процесс, у нас же речь идет именно о производственной сфере. Духовная сфера – это целеполагание, это процесс отношений «субъект – дух», процесс создания, производства образов, смыслов, понятий; культура – это духовные производительные силы, взятые вне процесса производства.

Номенклатура есть такая господствующая группа, чьё особое положение в системе разделения труда, в совокупном процессе общественного производства базируется на отчуждении невещественных факторов производства – социальных и духовных. Присвоение «нематериальных» факторов в силу их природы (природа присваиваемого объекта определяет природу присваивающего субъекта или агента) может быть только коллективным, а вот потребление на основе этого присвоения вещественных продуктов (факторов) производства, т. е. экономических факторов после их распределения, носило индивидуальный характер. Именно коллективное присвоение нематериальных факторов производства – членство в партноменклатуре – являлось основой и условием индивидуального присвоения каждым номенклатурщиком вещественных («экономических») факторов в виде их потребления (внешняя, поверхностная аналогия: индивидуальное присвоение экономического продукта, создаваемого рабом на основе коллективного отчуждения его воли в качестве члена полиса в античном мире).

Таким образом, первое базовое системное противоречие

советского коммунизма как системы и номенклатуры как его системообразующего элемента заключается в следующем: коллективное отчуждение внеэкономических факторов производства при индивидуальном присвоении/потреблении экономических. Практической формой снятия (das Aufhebung) данного противоречия было ранжированно-иерархическое (или иерархически-ранжированное) потребление, т. е. каждому рангу номенклатуры был предписан определённый уровень потребления. Существовал жёсткий социодисциплинарный (вспоминается «надзирать и карать» М. Фуко) контроль над этим процессом, внешне выступавший как «диктатура над потребностями»[230].

Как долго может существовать такая система – ведь каждый номенклатурный работник хотел получать материальных благ больше, чем ему положено? Такая система может существовать до тех пор, пока обеспечен жёсткий контроль со стороны центроверха и репрессивно-контролирующих органов. После смерти Сталина и с постепенным превращением номенклатуры из слоя-в-себе в слой-для-себя, т. е. в квазикласс, этот контроль начал стремительно слабеть, одним из факторов этого процесса стало развитие со второй половины 1950-х годов «теневой экономики» – помимо экономических причини у этого процесса были и системно-властные: так обходился принцип иерархически-ранжированного потребления.

В соответствии с «краями» указанного противоречия в номенклатуре выделились две группы, которые, начиная с середины 1950-х годов, получили неточные обозначения как «либералы» и «неосталинисты». Ничего либерального в строгом смысле слова в советских либералах не было. «Либеральным» в них было только одно – получать больше, чем положено по рангу, и нести минимальную ответственность перед центроверхом. И естественно, эти люди были ориентированы на сотрудничество с Западом и на более тесные контакты с ним. Это обеспечивало спокойную, ненапряжённую жизнь, а более частые поездки за кордон решали вопрос качественного статусного потребления. И разумеется, их тяготили дисциплинирующая ответственность и эгалитаризм сталинской системы – отсюда их отношение и к ней, и к самому Сталину.

«Неосталинисты» были ещё дальше от Сталина, чем Хрущёв. «Неосталинистами» оказывались те, кто акцентировал роль и значение внеэкономических факторов, того, что называлось «идеологией», контроля со стороны центроверха. Они правильно – с социосистемной точки зрения – определяли угрозу: «экономизация», рост потребленческих настроений. Перестройка показала, что они были правы в своих опасениях. Другое дело, что, как и «либералы», они ничего не могли предложить в плане путей перспективного развития страны и системы.