Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения

В начале 1960-х годов закончилось практически не имеющее аналогов советское «экономическое чудо» 1950-х годов, качественно превосходящее не только капиталистические рывки XIX и XX вв. и избыточно разрекламированный китайский «экономический бросок» конца XX – начала XXI в., но даже советский рывок 1930-х годов. С началом 1960-х экономический рост и научно-технический прогресс в СССР стали терять темп. Если за шестую пятилетку (1956–1960 гг.) промышленное производство выросло на 64,3 %, а производство продукции сельского хозяйства – на 30 %, то за седьмую пятилетку (1961–1965 гг.) – на 51 % и 11 % соответственно. По сути уже к середине 1960-х годов та модель социалистической промышленной экономики, которая сложилась в 1930-е годы, обеспечила победу в Великой Отечественной войне и советское «экономическое чудо» 1950-х годов, начала испытывать серьёзные трудности (хотя инерции сталинского задела хватило на десятилетия, да и сейчас мы живём на этом фундаменте), а социалистическое планирование стало пробуксовывать. Страна (и система) медленно въезжала в структурный кризис, дальнейшее качественное («путь вверх») развитие советской системы требовало перехода к новой структуре той же системы.

6

Намечавшийся структурный кризис был обусловлен развёртыванием базовых противоречий советского общества. Противоречия, о которых идёт речь, начали активно проявляться с конца 1950-х годов, однако сформировались они раньше, на фазе генезиса и ранней фазе развития советской системы. Собственно, те решения, благодаря которым эта система состоялась как послесамодержавная антикапиталистическая, породили её противоречия. Любая система развивается на основе неких противоречий. У системы «СССР» были свои.

Первое противоречие связано с объектом присвоения – именно последний конституирует присваивающего субъекта и определяет его системноисторическое качество. Если присваивается тело человека или земля, т. е. воля по поводу присвоения этих природных факторов производства, то мы имеем рабовладельца или феодала; если присваивается капитал, т. е. овеществлённый труд, реализующий себя в качестве самовозрастающей стоимости в процессе обмена на рабочую силу, то перед нами капиталист. Что присваивала номенклатура как господствующая группа советского общества, как субъект производственных отношений?

Секреты всех социальных систем, прав был А.А. Зиновьев, лежат на поверхности. Именно на этом построены рассказы «Похищенное письмо» Э. По и «Сломанная шпага» К.Г. Честертона («Где умный человек прячет камешек? Среди камешков на берегу. Где умный человек прячет лист? Среди листьев в лесу. Где умный человек прячет настоящий бриллиант? Среди фальшивых бриллиантов»). Этот принцип работает и в социальных системах. В данном случае «поверхностью» являются совершенно открытые документы, в частности Устав КПСС. Согласно ему, КПСС являлась «общественно-политической организацией высшего типа» и все остальные организации советского общества имели право на существование, если они признавали этот факт со всеми вытекающими последствиями, т. е. признавали за КПСС исключительное право на субъектность высшего типа, целеполагание, монополию на власть, включая власть-знание. Что присваивалось в этом случае?

Присваивала ли номенклатура (т. е. имела ли она в собственности) фабрики, заводы, землю и т. д.? Нет. Это была государственная («народная») собственность, её превращение в частную происходило в 1989–1991 гг. (de facto) в ходе начинавшейся криминализации экономики и в 1991–1993 гг. и позже (de jure) с чудовищным нарушением законов. Т. е. по советским законам приватизировать ничего было нельзя. Если номенклатура не имела собственности на вещественные факторы производства, то какие факторы производства она присваивала?

В начале 1970-х годов в разгар взаимных обвинений КПСС и КПК советские китаисты получили возможность несколько более свободно писать о маоистском Китае, о китайском социализме, анализируя его как систему. В частности, А.С. Мугрузин, характеризуя общество КНР, отметил, что, хотя «ганьбу» (китайские номенклатурные чиновники, численность на рубеже 1960-1970-х годов – около 40 млн. чел.) сами не имели собственности на средства производства, они стояли между ними и народом.

В качестве описания тезис Мугрузина вполне годится, в качестве концептуального объяснения – нет, но Мугрузин двигался в верном направлении, обозначив сферу между народом и материальными (правильнее – вещественными) производительными силами. Что это за сфера?