Между тем Жан Фабр, закутавшись в тёмный плащ, рано утром отправился в персидское посольство. Канцелярия ещё не была открыта. Опасаясь, что его слишком заметят, если он останется ожидать на дворе или на улице, он вошёл к соседнему брадобрею. Лавочка последнего была маленькая, прикрытая циновкой. На стенах висели медные чашки и кувшины; возле брадобрея стоял мальчик и поддерживал под подбородком посетителя чашку от кувшина. В углу, на кирпичном очаге кипел котёл с кипятком. То тому, то другому из посетителей мальчик подносил крошечные чашки с кофе, который он наливал из маленького медного кофейника с длинной ручкой. Толстый турок, сидевший на корточках и как бы обрушившийся на свои пятки, читал вслух, сквозь очки, трём или четырём слушателям маленькую книжку, очень ветхую, в которой рассказывалось о любовных сказках.
Фабр молча выпил чашку кофе и возвратился в посольство. Первого секретаря ещё не было; он ожидал его в гостиной, соседней с кабинетом. На этот раз он чувствовал себя в безопасности. Он ожидал около часа, когда прислуживавший янычар провёл его в кабинет секретариата. После обычных приветствий Фабр наполовину объяснил, в чём дело; он удовольствовался намёком на то, как важно для него добиться безотлагательно сегодня же утром аудиенции у его превосходительства, г-на посланника. При виде верительной грамоты и печати Людовика XIV секретарь рассыпался в уверениях и учтивостях. Фабр подписал своё требование аудиенции, и секретарь отнёс его тотчас же в собственные комнаты посланника, который ещё не выходил. Секретарь возвратился с тем, чтобы провести к посланнику Фабра. Он обратился к нему со словами:
— Его превосходительство, г-н посланник высокого и могущественнейшего персидского шаха, имеет честь ожидать в своём кабинете ваше превосходительство, г-на посланника высокого и могущественнейшего французского короля.
Персидский посланник был человек лет пятидесяти, круглый и благодушный, розовый и свежий. Он с удивлением посмотрел на этого французского посланника, явившегося в дорожной одежде, без свиты и без эскорта, а потому первым его движением было недоверие. Фабр тотчас же показал ему бумаги и приступил к объяснению своего положения.
По его словам, посланник короля Людовика XIV к его величеству персидскому шаху по причинам частного характера подвергается преследованию представителя Франции при дворе Блестящей Порты, г-на Ферриоля. Фабр слегка коснулся их взаимной вражды и представил дело скорее под видом политического соперничества. Ему было известно, как Ферриоль хотел, чтобы король поручил ему вести переговоры, а он доверил бы одному из своих приближённых лиц.
— Ваше превосходительство знаете, — продолжал он, — вспыльчивый и жестокий характер этого человека; его надо опасаться.
— Это верно; не так давно он оказал неуважение султану, не сняв пред ним своей шпаги.
— Лицом к лицу я не боюсь его, но он прибегнет к хитростям и увёрткам.
— Есть такая персидская пословица, — сказал персидский посланник: — «Если ты знаешь, что у тебя есть враг, бойся своего повара».
— Он попробует все средства, и мне надо себя охранить. Но здесь, вдали от Франции, находясь в невозможности послать ко двору мои жалобы и обвинения, я могу исчезнуть с лица земли, и это едва заметят. Г-н Ферриоль тотчас же даст мне преемника, и узнает ли когда-нибудь король, что посланник, принятый его величеством персидским шахом, не тот, которому он поручил эту миссию? В таком случае он должен получить известие о моей смерти от Ферриоля, а если виновник в ней последний, то, без сомнения, он пренебрежёт этими мелочами.
— Позвольте мне сказать вашему превосходительству, что вы находитесь в очень неприятном положении, которое я охотно сравнил бы с положением лошади под клыками тигра.
Жан Фабр улыбнулся на этот образный стиль.
— Лошадь может лягнуть. У меня есть одно средство найти защиту.
— Признаюсь, что я его не вижу и не подозреваю.