Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2008

Постановщик стремился использовать все стихии театра — танец, музыку, комедийные и драматические элементы, объединив, и тем усилив, их могучие чары. Живая, забавная, богатая выдумкой постановка держит вас в веселом возбуждении почти до конца. Но сама эта оживленность делает трудным переход к ужасам финальной сцены. Когда начинает литься кровь, и раздаются крики ужаса, вы просто-напросто теряетесь — и хотите скорее прекратить представление, нежели испытать необходимое трагическое потрясение.

Это — общая характеристика спектакля, а вот описание деталей постановки:

Пенфей презирает женщин и женственность, и Дионис мстительно изыскивает в самой его натуре те самые черты, которые послужат мести. Сцена, в которой Дионис хитроумно заманивает Пенфея в свой план — переодеться женщиной, чтобы легче проникнуть в лагерь вакханок, в руках режиссера и Алана Камминга открывает весь свой комический потенциал.

Изобретательный и находчивый, как высшего сорта модельер, готовящий к большому выходу свою манекенщицу, Дионис не дает покоя своим помощникам, заставляя их выносить на примерку все новые и новые наряды. «Здесь немного жмет, — говорит он ассистентам, — и с прической не всё в порядке. А вот тут, пожалуй, лучше всего подойдет тиара, вам не кажется?»

Всё это веселье, вся эта игривость совершенно не оставляют места для приближающегося ужаса, который развертывается в финале трагедии. Алан Камминг чарует нас порхающими улыбками, подщелкивает пальцами в такт льющихся мелодий, а режиссер на заднем плане выдвигает комических персонажей, шутки которых отнюдь не предвещают ничего плохого. Когда Дионис и переодетый женщиной Пенфей поднимаются на гору, бог уверяет свою жертву: «Даже родная мать не узнала бы тебя» — зловещий намек на жестокую смерть, которую Пенфей встретит сейчас от рук своей обезумевшей в вакхическом действе матери Агавы и от других вакханок, вместе с ней участвующих в кровавом ритуале.

И потом, когда Агава появляется, экстатически размахивая отрезанной головой своего сына, в вакхическом опьянении приняв его за убитого в ловитве льва, — этот трагический поворот застает вас неподготовленными. И даже то, что голова Пенфея — явным образом муляж, не помогает делу. Режиссер Джон Тиффани, так тщательно комиковавший абсурдными элементами трагической пьесы, чтобы привлечь симпатию к веселому нраву Диониса, добился того, что трагический финал кажется привнесенным из другого представления.