Борис Сичкин: Я – Буба Касторский

Несмотря на явно провалившееся по всем пунктам обвинение, прокурор с ассенизаторским задором просил суд дать Смольному десять, а мне – восемь лет усиленного режима. Это так подействовало на Смольного, что он потерял самообладание и начал поносить прокурора и тамбовскую прокуратуру последними словами: “Ты, алкоголик, забыл, как я тебе проституток присылал?!” Это относилось непосредственно к прокурору Солопову. Дальше Смольный вскользь коснулся всех работников тамбовской прокуратуры (шестерки, козлы, твари гуммозные и т. д.). Его вывели из зала, но еще долго вдалеке слышались отдельные выкрики: “Бля… бля…” Зал шумел: “Правильно! Замучили его, суки!..”

Фото с автографом: «Самому любимому и верному другу Лёне Бабушкину. Твой Борис Сичкин. 19 июня 1994 г. Москва»

Чтобы как-то разрядить обстановку, я обратился к своему другу, сидевшему в зале, и громко сказал: “Лева! Скажи всем моим друзьям, чтобы мне купили арфу”. Лева, ничего не понимая, поднял брови: “Зачем тебе арфа?” – “Как ты не понимаешь! За восемь лет лагерей я выучусь и выйду арфистом”. Адвокаты расхохотались, судья улыбнулся, все успокоились. Через два дня я, как и остальные, должен был произнести свое последнее слово.

Мой адвокат Швейский Владимир Яковлевич записал его на магнитофон, но я не рискнул вывозить на Запад магнитофонную ленту и рукописи».

Глазами очевидцев

Юрий Чернявский[20]:

«…Зал суда забит до предела. В первых рядах народные артисты и актеры. Эдик Смольный на скамье подсудимых, в окружении томов Уголовного кодекса СССР и документальных свидетельств о его непричастности к нарушениям такового, гордо взирает на робеющих судей и нахального прокурора.

Прокурор: “Гражданин Смольный, нарушая законы финансовой отчетности, устраивал массовые попойки в тамбовских ресторанах, каждая стоимостью в годовой бюджет среднего машиностроительного завода…”

Эдик встает, перебивая зарвавшегося прокурора: “Простите, ваша честь, за годы работы в Тамбовской филармонии я провел…дцать официальных банкетов в ресторанах гостиниц “Концертная“, “Тамбов” и “Цна”. Все копии счетов, заверенные руководством, прошу предоставить суду» (какой-то человечек побежал к судье с кучей бумажек). “Да и что там говорить, – распахнулся в ослепительной улыбке Эдик. – Вы же, гражданин прокурор, сами присутствовали на этих банкетах. Посмотрите на наши трогательные фото…”

Приговор: “Смольного Эдуарда Михайловича оправдать за отсутствием состава преступления, а также оплатить финансовые убытки, понесенные им за время незаконного содержания под стражей…” Через три дня прокурор застрелился…»

Лидия Иллютович[21]:

«Я была знакома с Борисом Сичкиным лет пятьдесят. Он был артистом балета и работал в Мосэстраде вместе с моей мамой-пианисткой и композитором Ниной Иллютович. Тогда я еще была школьницей. Борис часто бывал у нас дома. Там, где он появлялся, всегда было весело, ведь он был необыкновенно общительным, остроумным, оптимистичным человеком, любил розыгрыши.

Я поступила на работу в Мосэстраду, а позже перешла в Росконцерт в качестве начальника планово-финансового отдела. Я была известным специалистом по вопросам оплаты труда концертных исполнителей. Поэтому меня часто приглашали в различные контролирующие органы в качестве эксперта.