Борись за мою любовь

“Я дома. Спокойной ночи, Даша.”

 

15

— Неужели ты не чувствуешь себя обделëнной? — спрашивает Машка, разглядывая просторную светлую кухню Люды.

Сегодня на улице солнечно и  парит, поэтому кухня выглядит особенно выигрышно в утренних лучах. На кухонном острове стоит прозрачная ваза со свежими разноцветными тюльпанами. Их головки склонились под тяжестью цветков к столу. В лепестках играет солнце. Я как заворожëнная наблюдаю за этим преломлением света, отпивая первый глоток утреннего кофе, ещё  не проснувшись до конца.

Маша нагрянула внезапно. Без звонка. Просто скинула сообщение о том, что она на подъезде и просит предупредить охрану поселка, чтобы ей открыли шлагбаум.

Влетела как вихрь в пустой дом, и уже всюду успела засунуть свой длинный вздернутый нос. Люда и девочки уехали с утра в город по делам. Конец учебного года, предстоящие Алëнкины соревнования и мой отказ помогать мачехе и работать бесплатно няней немного охладили наши отношения. Папа тоже рано умчался в офис и на свои объекты. Я знаю, что у него сегодня встреча с Кириллом, где они проведут тестовый запуск сайта.

Об этом мне рассказал сам Морозов. Мы переписываемся последние несколько дней и это... странно. Мой ноутбук всё ещё у него. Он перекидывает файлы, которые смог достать, на отдельный диск. Мне немного некомфортно от этого, как будто он подглядывает в замочную скважину за нашим с Филом счастьем. Хотя я сама вручила ему эти куски воспоминаний. Странно было бы, если бы Кирилл не заглянул в фотографии и видео, которые я попросила его сохранить всеми возможными способами. Спасти часть моей жизни. Толку от этих фотографий и видео мало. Я даже не пересматривала картинки, пока Фил был рядом, просто скидывала с фотоаппарата и гоупро то, что мы привозили из совместных поездок.

Мои аккаунты в социальных сетях выглядят полузаброшенными. Ни Фила, ни Стеши, никаких новых людей. Пара фотографий букетов, завтраков и кружек кофе. Одно фото на аватарке. Сделанное Филом, когда мы катались по каналам в Амстердаме. Я там выгляжу счастливо-замученной, но всё же больше счастливой.

Перевожу взгляд обратно на тюльпаны. Эти цветы тоже были со мной в те выходные в Нидерландах.

— Ау, подруга! Связь с космосом поймала? Я тут сама с собой уже пять минут рассуждаю о том, какие классные зелёные сковородки у твоей мачехи, — щёлкает пальцами перед моим носом Машка. Перекидывает рыжие волосы за спину и, опустив подбородок на ладони, смотрит на меня выжидающе.

Кхм. О чем там она?

— Сковородки как сковородки, — пожимаю плечами, — но цвет красивый.

— Наверное, они нанимали дизайнера, тут всё так продумано, — не перестаёт восхищаться подруга. — Даже бассейн есть на заднем дворе! Как в кино!

— Ну, не совсем как в кино, всё намного проще. — Оборачиваюсь в сторону выхода на задний двор, стеклянная дверь открыта и ветерок треплет белую прозрачную штору. Вспоминаю, с чего начался этот разговор и спрашиваю: — Почему я должна чувствовать себя обделëнной?

— Когда мы учились в школе и твой отец вас бросил, не припоминаю, чтобы вам с матерью достался похожий дом.

Хмурюсь, поворачиваясь к подруге, и скрещиваю руки на груди.

— А я вот не помню, чтобы он нас бросал. Они просто развелись, Маш. Ничего криминального в разводе нет. Тогда у папы не было денег, и он оставил нам с мамой квартиру, а сам ушёл на съемную. Я не завидую девочкам и не чувствую себя, как ты выражаешься, “обделенной”. У меня было всего достаточно. И есть.

— Не обижайся, я просто... Я каждый день думаю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы отец не получил травму глаза и продолжил бы работу пилотом. А ты вот ни о чем не сожалеешь и не чувствуешь себя обделенной, как у тебя это получается? — вздыхает Иванова и тянется к своему кофе, щедро посыпанному корицей.

Семья Маши всегда жила бедно. Несмотря на то, что отец у неё бывший пилот. Работать нормально так он и не смог. В его жизнь активно вошел алкоголь, а потом и в жизнь матери Маши. Эта женщина, которая тянула на себе семью долгие годы, в итоге тоже сдалась. Мы как раз перешли в старшую школу, именно тогда Маша начала одеваться ещё более скромно, чем обычно, и в итоге перешла полностью на черный цвет. Говорила, что стиль “гота” ей ближе. Но я всегда знала, что за этим образом озлобленной неформалки скрывается нечто большее. Как только Ивановой исполнилось восемнадцать, она пошла работать, а потом при первой же возможности  выскочила замуж.

Мне хочется верить, что теперь она довольна своей жизнью. Мы немного отдалились, пока я жила в Германии, а она периодически грелась под солнцем на Мальдивах.

Я надеюсь, она не жалеет о своем выборе, но всё же говорю ей:

— Не в материальном счастье, Маш.

— Я знаю, но я больше не хочу быть бедной и думать, съесть на обед последнюю пачку макарон или оставить её на завтрак, — печально говорит Маша, отводя глаза.

— Не думай об этом. Теперь это всё в прошлом. Твой муж — местный олигарх! — пытаюсь шутить, но понимаю, что выходит криво, потому что подруга даже не улыбается. — Как родители? Заходишь к ним?