- Предложение генерала Фромма несерьезно, и я не считаю нужным его обсуждать. Что же касается мнения о необходимости отложить взятие Москвы до весны, то я никак не могу его разделить. Я согласен с Боком: мы у цели. Еще одно усилие - и Москва падет. С падением Москвы мы получаем не только военную, но и политическую победу. Это может быть концом всей кампании. Надо наступать, и как можно быстрей. Нельзя давать русским передышку.
Он сделал легкий поклон в сторону фюрера и сел, тяжело дыша. Гитлер как-то сразу вдруг вскочил, обвел всех быстрым, беглым, невидящим взглядом и заговорил, резко выталкивая слова, тоном приказа:
- Итак, подведем итог: ближайшая цель нашего наступления - Москва. Никаких других предложений и мнений я не желаю знать. Все, что мы здесь имеем, все должно быть брошено на штурм Москвы. Да, мы у цели, и тех войск, которые сейчас нацелены на Москву, вполне достаточно. Танков тоже вполне достаточно. Глубокий снег и сильные морозы препятствуют широкому использованию танков в наступлении. Разве это не вы говорили, Клюге? Четвертая танковая армия понесла ничем не оправданные потери боевых машин. Я недоволен вами, генерал Гёпнер. - Он умолк и, опустив глаза, впал в задумчивость. Пауза была неестественно долгой, но присутствующие на совещании были привычны к подобного рода позам. Затем он опять резко вскинул голову и уставился в пространство безумными глазами: - Мы у цели. Победа близка, она в наших руках. Я распорядился направить в район Крюково двухсотмиллиметровое орудие для обстрела Москвы. Мы будем бить круглосуточно по Красной площади, по Кремлю. Своим недавним чисто символическим парадом на Красной площади Сталин решил поднять упавший дух армии и народа. Тщетные надежды! Я выбью из них большевистский дух двухсотмиллиметровыми снарядами! Итак, приказ о наступлении подписан, желаю успеха, господа!..
Так закончилось это непродолжительное совещание, и через два дня группа армий "Центр" своим левым крылом перешла во второе решающее наступление на Москву.
Генерал Говоров разумно использовал ноябрьскую паузу: в дни относительного затишья части и соединения его армии еще глубже зарылись в землю, оградив подступы к своей обороне колючей проволокой и минными полями. Вместе с начальниками служб и командирами дивизий командарм побывал в эти дни на всех наиболее угрожаемых участках обороны армии. Давал указания, советовал, строго отчитывал тех, кто не умел толково воспользоваться короткой передышкой, и никого не хвалил. Он был скуп на похвалу.
Однажды после полудня поехал на левый фланг, на самый стык с соседней, 33-й армией, которой командовал генерал Ефремов. В сопровождении Полосухина Леонид Александрович прошел на передний край. День был серый, мрачный, заснеженная земля сливалась с войлочным небом, нехотя сорившим легкий снежок, который размывал, скрадывал линию горизонта. Командарм, одетый в полушубок, и комдив в сером, мышином ватнике, оба плотные, степенные, шли рядом. Еще вчера мороз ослаб, а сегодня ползущий вверх ртутный столбик термометра остановился на нулевой отметке. Шагая по глубокому снегу, они быстро вспотели. Полосухин подставлял горячую ладонь под падающие снежинки, говорил удовлетворенно:
- Снежок - это хорошо, это благо, товарищ командующий. - Розовое лицо его сияло.
- Снежок-то благо, да вот оттепель как бы не напортила, - угрюмо отзывался Леонид Александрович.
- А чем она может напортить? - не понял комдив.
- Думать надо, Виктор Иванович. За что голосуете - за оттепель или за морозы?..
- Я за то, чего немец не любит.
- Вот именно. Мороза-то он, конечно, страшится, да только когда этот мороз поддерживается крепеньким огоньком.
Миновав окопы, они подошли к колючей проволоке и остановились, всматриваясь за линию фронта. Перед проволокой саперы ставили мины. Полосухин доложил:
- Здесь, предполагаю, попытаются прорваться их танки. Для них это выгодное направление - удар во фланг. Они пойдут в обход.
- Вероятно, - отозвался Говоров, всматриваясь в местность перед передним краем. - И что же? Вы ставите на их пути мины. А там, на дороге? Там они пустят тяжелые танки.
- Тяжелое мы встретим тяжелым, товарищ командующий. Закладываем фугасы большой мощности. По триста - пятьсот килограммов.
Говоров покачал головой, спросил:
- А не много?
- Я думаю, в самый раз.
Затем они пошли вдоль проволоки и вышли к лесу. Там перед передним краем бойцы сооружали сплошной длинный вал из сухого леса и хвороста. Всеми работами руководил начальник химической службы Бригвадзе. Неутомимый, крикливый, он носился из конца в конец, поторапливал, подсказывал, помогал укладывать дрова. Говоров уже был посвящен в задумку начхима, или, как еще говорили, "фокус Бригвадзе", теперь хотел на месте посмотреть, как выглядит этот необычный оборонительный вал, который при приближении врага должен превратиться в огненный. Замысел начхима командарму понравился, хотя и были некоторые сомнения.
- Вы уверены, что ваш фокус удастся? - спросил Говоров начальника химической службы.