Бородинское поле

- Да обратно, откуда пришли, - пояснил командир третьего отделения. - Сначала они на нас сунулись. Мы им по зубам. Они - бегом по траншее, а там - вы. Видят такое дело - между двух огней, - они и повернули оглобли через завал.

- Точно? - спросил Олег. - Ты сам видел?

- А как же, мы их еще огоньком провожали до самого завала.

Два бойца принесли тело Зайцева и положили на дно траншеи. Олег взял его руку и, не нащупав пульса, прислонился ухом к груди.

- Наповал, - сказал Хайрулин.

- Завтра схороним, - сказал Олег.

Обратно возвращались кружным путем, углубившись в лес.

В эту ночь никто во взводе не сомкнул глаз.

Уже рассвело, когда Макаров и Брусничкин прибыли к себе на КП от Полосухина. Гнедая заиндевелая кобылица легко несла возок по морозному снегу, тревожно скрипели полозья, встречный ветерок и мороз крепко обжигали лицо. Ехали молча, погруженные в невеселые думы. От комдива они узнали о тяжелом положении, которое сложилось на левом фланге пятой армии. Противник вклинился в оборону 33-й армии генерала Ефремова. Создалась угроза левому флангу пятой, которую Клюге давно пытается взять в железные клещи. После суточного ожесточенного боя немцы вклинились в боевые порядки 32-й дивизии и заняли Акулово, угрожая выходом на Кубинку. На ликвидацию прорыва командарм бросил свой подвижной отряд, состоящий из танков и стрелков. Похоже, что днем предстоит ожесточенное сражение в полосе 32-й дивизии, и Полосухин приказал Макарову создать у себя ударную подвижную группу для ликвидации отдельных прорвавшихся танков. На вопрос, из кого создать такую группу, где взять людей, комдив ответил:

- У себя в полку. Из командиров штаба, политработников, ординарцев, ездовых. Вплоть до повара и адъютанта. Начальник штаба пусть возглавит ее. Или комиссар.

- Я готов, товарищ комдив, - сказал тогда Брусничкин. Глебу это понравилось. И теперь, сидя в возке, ему почему-то захотелось знать, о чем думает сейчас комиссар.

- Где-то стреляют, - насторожился чуткий Брусничкин. - Вы не слышите? - обратился он громко то ли к ездовому, то ли к Макарову.

- Кажись, в Сухонском лесу, - отозвался ездовой.

И не ошибся: стреляли именно там.

Войдя в блиндаж командного пункта полка, Глеб спросил Судоплатова, что происходит во взводе Остапова.

- Я думаю, Глеб Трофимович, нам надо прежде всего назначить туда командира взвода, - ответил начальник штаба. - Остапов не справляется. Не знает, что у него делается, обстановку не мог доложить.

- Соедините меня с Остаповым, - приказал Макаров адъютанту, нахмурившись.

Он был недоволен заявлением Судоплатова о том, что Остапов не справляется. Почему, на каком основании такое утверждение? А Думбадзе уже кричал в телефон:

- Кто это?! Сержант Ильин? Что у вас там за стрельба? Фрицев добиваете? Выбиваете?.. А где командир взвода? Я говорю, где Остапов? Пленных допрашивает? Позовите его к телефону… Да, пусть срочно позвонит и доложит обстановку. - Думбадзе положил трубку и устремил глаза на Глеба: - Остапов допрашивает пленных, товарищ подполковник.

- Пленные немцы, - оживился Брусничкин. - Это же отлично! А вы говорите, Остапов не справляется. Пленных допрашивает, а кто в плен не сдается - добивает, я так понял.

- Выбивает, товарищ комиссар, - поправил Иосиф.

- Это все равно, - весело ответил Брусничкин.

Запищал зуммер. Глеб взял трубку.

- Доложите обстановку, товарищ Остапов. Так… Так. Хорошо… Правильно делаете… Все правильно. Пленных отконвоируйте к нам. Лес хорошенько прочешите, чтоб ни одного не осталось. И помните вашу главную задачу - отсекать пехоту от танков. Вы меня поняли? Вот и хорошо. Сколько конвоиров? Думаете, одного достаточно по полю? Не убегут? Мороженые? Ну смотрите. Будьте бдительны. День предстоит тяжелый. Экономьте силы и боеприпасы. Обед привезут. Горячий. Всех благ, Олег Борисович.

Положил трубку и сделал внушительную паузу. Потом заговорил, обращаясь к Судоплатову:

- В Остапове мы не ошиблись. Он выдержал испытание с честью.

…Вездеход командующего пятой армией свернул с дороги и остановился под сосной со срезанной снарядом макушкой недалеко от сожженной избы. Дальше ехать было рискованно: стая "хейнкелей" бомбила позиции 32-й дивизии, куда направлялся командарм. Надо было подождать. Говоров вышел из машины и взглянул на валяющуюся на снегу верхушку сосны, потом перевел тяжелый беспокойный взгляд на стоящую монументом печь. Пожарище запорошило снегом, и печь с высоким дымоходом выглядела памятником. Эти "обелиски" на пожарищах на него всегда наводили тоску, давили на психику, оставляя на душе тяжелый осадок. Говоров нетерпеливо оглядел голубой небосвод - он ждал наших истребителей, но их не было. Надсадно ухали зенитки, выбрасывая в небо хлопья разрывов. "Безбожно мажут", - только было подумал командарм о зенитчиках, как на его глазах один немецкий самолет взорвался в воздухе, разбрасывая во все стороны окутанные дымом горящие обломки. Не успел рассеяться клубок дыма, как небосвод прочертил черный шлейф второго горящего самолета.