Бородинское поле

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Генерал-лейтенант Макаров Глеб Трофимович, по-домашнему расположившись на широкой, такой обжитой и уютной тахте, читал только что полученное письмо от Лены. Дочь писала издалека, из студенческого строительного отряда. Читал и мысленно говорил себе: "Как всегда - сплошные восторги. Ах, Аленка, тяжело тебе достанется в жизни с твоим всем ветрам открытым характером. О таких говорят: душа нараспашку". Мысли его прервал телефонный звонок. Генерал был один в квартире, жена - Александра Васильевна - еще не пришла с работы.

С письмом в руках генерал подошел к телефону. Незнакомый и в то же время кого-то напоминающий голос спрашивал Глеба Трофимовича.

- Я слушаю, - с некоторым любопытством отозвался Макаров.

- Глеб Трофимович, говорит Брусничкин Леонид Викторович. Помнишь такого?

Тон бывшего комиссара - приятельски веселый, свойский, словно они расстались неделю назад. А ведь не виделись с сорок седьмого, ровно двадцать лет.

- Здравствуйте, Леонид Викторович. Рад вас слышать, - с обычной учтивостью ответил Макаров и тут же прибавил: - Вспоминал вас последние дни, читая рукопись вашего сочинения. Вы, очевидно, знаете, что издательство попросило меня ознакомиться и дать отзыв о ваших мемуарах, если можно так назвать ваш труд.

- Я рад, что именно в ваши руки попала моя рукопись, - быстро проговорил Брусничкин, а Макаров решил про себя: "Знал, что рукопись у меня. А возможно, и сам попросил редактора направить мне".

- Предположим, радоваться особенно нечему, - как-то само собой сорвалось у Макарова, твердо, но спокойно, и он уже в сотый раз подосадовал на свою прямолинейность, которую люди, плохо знавшие Глеба Трофимовича, иногда принимали за резкость и даже бестактность. И чтобы как-то смягчить сказанное, продолжал со сдержанным великодушием: - Как раз сегодня закончил читать ваше сочинение и вот собираюсь писать нечто вроде рецензии.

Он опасался, что Брусничкин сейчас же спросит его мнение, но, должно быть, фраза "радоваться особенно нечему" и сдержанный тон Макарова несколько охладили и озадачили Леонида Викторовича, и он поспешно заговорил о другом:

- Нам нужно встретиться, Глеб Трофимович. До того, как вы напишете отзыв. И вообще - хочется повидаться. - И предложил решительно и настойчиво: - Желательно бы не откладывать. Например, сегодня. Как у вас со временем? Я бы мог сейчас подъехать. Судя по номеру телефона, мы с вами должны быть соседи. Во всяком случае в одном районе. Или вы ко мне. Милости прошу - буду рад!

"Нет, уж лучше ты ко мне. Разговор не из приятных", - подумал Макаров и переспросил:

- Именно сегодня?

- Да, очень желательно. Дело в том, что завтра я должен уехать в командировку, за рубеж, - солгал Брусничкин. Ему очень хотелось встретиться с Макаровым сейчас, по горячим следам, пока еще свежо в памяти впечатление от прочитанного. Брусничкин знал, чего хотел, все взвесил и продумал, он умел навязывать свою волю, свое мнение другим. Свидание с бывшим комиссаром артполка именно сегодня было нежелательным для Макарова, но неотложная заграничная командировка казалась причиной более чем веской, и Глеб Трофимович сдался. Сообщив свой адрес, он только и сказал:

- Жду вас, Леонид Викторович.

Макаров сел на тахту, быстро дочитал письмо дочери и задумался. Неожиданный звонок Брусничкина выводил из равновесия и расстраивал его планы. Сегодня в конце дня ждал своего сына Святослава, который только что возвратился из Египта, где все еще дымились развалины так называемой шестидневной войны.

Шел август 1967 года.

Глеб Трофимович еще не виделся с сыном после его возвращения; ожидалось, что Святослав, как непосредственный очевидец израильской агрессии, расскажет много интересного и, главное, ответит на вопрос: почему арабы, и в первую очередь Египет, потерпели поражение? На встречу со Святославом Глеб Трофимович пригласил своего друга, генерал-майора артиллерии Думчева. И вдруг откуда ни возьмись этот Брусничкин. Хотя, в сущности, ничего неожиданного не было: по просьбе издательства Макаров рецензировал фронтовые воспоминания Брусничкина. Они так и назывались - "В боях за столицу. Записки комиссара полка". И то, что издательство обратилось к Глебу Трофимовичу за отзывом, казалось совершенно понятным и естественным: Макаров сам участник битвы за Москву, и притом участник именно тех событий, о которых рассказывается в "Записках" полкового комиссара, генерал, доктор военных наук, профессор кафедры оперативного искусства военной академии. Ему, как говорится, и карты в руки, но встреча с Брусничкиным сегодня совсем некстати.

Человек прямой и принципиальный, как в большом, так и в мелочах, Макаров должен сказать своему бывшему однополчанину все, что он думает о его "Записках". А они Макарову решительно не нравились. Их содержание Глеб Трофимович определил одним словом: вранье. Приговор суровый, жестокий, но справедливый.