Бородинское поле

Сборы были недолги: наскоро перекусив, они попытались было по карте определить свое местонахождение, ориентируясь на пагоду, но ничего из этого не вышло: пагод на карте было много, а как называлась сожженная деревня возле пагоды, в которой ночевали, они не знали. Виктору не пришлось взглянуть, на деревенское пепелище: все было окутано туманом. Шли вслепую, доверясь компасу, шли на восток, к морю. Вскоре выбрались на тропу, которая тянулась меж невысоких кустов, и тоже на восток. Это радовало: легче стало идти. Как и прежде, Виктор - впереди, за ним - Куни.

Неожиданно влажная скользкая тропа выбежала на открытое место. Справа, за редкими кустами и одинокими пальмами, в тающем тумане купались огороды, огражденные бамбуком, а дальше, за огородами, затянутые сизой дымкой, простирались золотисто-зеленые квадраты рисовых полей. Они тянулись до самого горизонта, где в белесый полог неба вонзались острые пики сиреневых гор.

Виктор замедлил шаг и остановился. За бамбуковой оградой шевелились кусты. Куни подошел вплотную и тоже устремил свой прищуренный воровской взгляд в сторону ограды. И вдруг он прошипел удивленно:

- Да это же никак буйволы? Клянусь моим шефом - это буйволы, замаскированные ветками.

Да, в самом деле - буйволы, теперь и Виктор понял: шевелящиеся кусты - это просто ветки, ловко привязанные к буйволам. Значит, где-то рядом должны быть люди. Двигаться по тропе, открытой местностью, было рискованно. С левой стороны кустарник переходил в лес. Выходит, опять продираться сквозь заросли джунглей. А что поделаешь? Иного пути нет.

Они свернули с тропы налево и, пригибаясь среди невысокого кустарника, вдоль изгороди быстро-быстро начали пробиваться в северном направлении, к лесу. Минут через пять они вышли на круглую зеленую поляну, заросшую виноградником. Тяжелые янтарные гроздья радовали глаз и зазывно манили в это райское лоно, приглашали утолить жажду и подкрепиться на дорогу. Обменявшись согласными взглядами и не говоря ни слова, оба летчика шагнули в виноградник, и тут их взгляды столкнулись с удивленными неожиданной встречей взглядами вьетнамцев: пожилой, с изможденным, морщинистым лицом, седой женщины и черноголового мальчонки лет десяти. В широко раскрытых глазенках парнишки, как заметил Виктор, не было испуга, а лишь удивление и любопытство. Зато жестокий, холодный взгляд женщины откровенно выражал ненависть и страх. Вьетнамцы сразу догадались, что перед ними их враги, американцы.

С минуту все четверо стояли в немом оцепенении, от неожиданности не зная, как поступить дальше. Вдруг мальчик что-то крикнул и в тот же миг юркнул в пучину виноградника, а морщинистое лицо женщины изобразило ужас, причину которого Виктор сразу не понял. Сзади раздался выстрел. Женщина всплеснула руками и, шатнувшись на виноградную лозу, медленно сползла на землю. Виктор быстро оглянулся на выстрел. Куни целился в виноградник, сделав еще два выстрела. Виктор понял, что эти два последних выстрела предназначались мальчишке. Он схватил штурмана за руку, державшую пистолет, и выдавил из себя только одно слово:

- Зверь…

В ответ Куни довольно миролюбиво сказал:

- Дурак, - и, бросив на ходу: - Надо смываться, - побежал в сторону леса. Виктор последовал за ним. Он с трудом поспевал за юрким, выносливым Куни, и мысли его почему-то одолевал только один вопрос: жив ли тот мальчишка или его настигли пули этого зверя? Да, да, зверя - иного слова для Куни Виктор не находил. Он не понимал, зачем Куни убил старуху и стрелял в паренька. Он же запретил ему вообще пользоваться оружием.

А Куни шустро бежал впереди с обнаженным пистолетом, ловко лавируя среди кустарника. Виктор вспомнил его лицо и глаза, когда штурман стрелял в виноградник. Это были глаза опьяненного безумца, жаждущего крови, - хищные и безжалостные.

Куни тоже волновал тот же, что и Виктора, вопрос: жив ли мальчишка? Но волновал по другой причине. Виктор желал положительного ответа на этот вопрос, Куни - совсем наоборот. Для того он и стрелял. Он боялся, что и старуха и мальчишка сообщат партизанам о двух американцах, и тогда наверняка будет погоня, от которой им едва ли удастся уйти.

Они бежали, не сверяя направление со стрелкой компаса, старались затеряться в пучине джунглей. Им хотелось стать иголкой, попавшей в стог сена. Теперь, после того жуткого, жестокого, только что ими содеянного, они не могли рассчитывать на снисхождение, и плен уже не казался Виктору наименьшим злом. И что с того, что стрелял не он, а Куни, - расплачиваться придется обоим в равной мере.