Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1907–1914)

Франция была обеспокоена бездействием России перед фактом мобилизации австро-венгерской армии. Российский военный агент в Париже А. А. Игнатьев беседовал с военным министром Франции А. Мильераном, который задал ему вопрос, какова, по его мнению, цель австрийской мобилизации. Игнатьев выдержал паузу и ответил, что, по его мнению, эти приготовления носят оборонительный характер. Далее Мильеран просил Игнатьева разъяснить, что вообще думают в России о Балканах. На что Игнатьев заявил, что хотя «славянский вопрос остается близким нашему сердцу, но история выучила, конечно, нас прежде всего думать о собственных государственных интересах, не жертвуя ими в пользу отвлеченных идей»[551]. Мильеран со своей стороны заметил, что этот вопрос крайне серьезный и касается гегемонии Австрии на Балканах.

На этом разговор Игнатьева с Мильераном закончился. Военный агент объяснял беспокойство Франции тем, что в случае промедления Петербурга Австро-Венгрия успеет расправиться с Сербией и перебросить свою армию против России, а это даст возможность Германии направить свои главные силы против Франции[552].

В совершенно секретном письме Извольскому от 28 ноября (11 декабря) 1912 г. Сазонов характеризовал русскую политику по вопросу о Проливах следующим образом: «С самого начала кризиса мы не упускали из виду, что война может повлечь за собою изменение режима Проливов. В то же время мы опасались, однако, возбуждать этот вопрос раньше, чем вполне определятся размеры успехов Балканских государств, вероятность занятий их войсками Константинополя и отношение других великих держав к событиям на Балканах»[553]

. Поэтому Россия проявляла известную сдержанность по отношению к британскому предложению обсудить вопрос о возможности интернационализации Константинополя и о новых гарантиях пользования Проливами. «По нашему мнению, — писал Сазонов, — основные интересы России не могут быть защищены в Проливах никакими договорными гарантиями и статьями, так как последние всегда могут быть обойдены; и мы должны всегда иметь в виду, — какая реальная сила в действительности может обеспечить установленный в Проливах режим от каких-либо нарушений»[554].

Российское правительство также отрицательно отнеслось к исходившей из Вены попытке разделить сферы интересов на Балканах между Россией и Дунайской монархией: «Россия должна была бы объявить себя не заинтересованной в отношении западной части Балканского полуострова, тогда как Австрия предоставила бы нам полную свободу действий в Константинополе»[555]. В предложении Вены таилась серьезная опасность. Изменения в режиме Проливов могли наступить лишь по окончании войны, а с другой стороны, Россия не могла согласиться на компенсации, так как это нанесло бы ущерб интересам Балканских государств. «Мы соблюдали до сих пор выжидательную тактику, не упуская, однако, благоприятного момента для заявления наших пожеланий», — писал Сазонов[556]

.

Дальнейшие рассуждения Сазонова сводились к тому, что «течение войны еще нельзя предусмотреть, однако можно признать, что в настоящий момент продвижение союзников достигло уже максимального предела и вероятность занятия Константинополя весьма мала». Поэтому, скорее всего, Константинополь и достаточная по величине область на европейском материке останутся во владении Турции. «Можно думать, что даже после победоносной войны, — отмечал российский министр, — Болгарии понадобится довольно продолжительное время, чтобы оправиться от своих потерь и окончательно утвердиться в завоеванных ею областях. Не менее трудные задачи ожидают и побежденную Турцию»[557].

Министр полагал, что Россия, не участвовавшая в войне, может рассчитывать, с одной стороны, на распространение своего влияния на Балканские государства, а с другой — укрепить свое положение в Турции, которая более чем когда-либо должна дорожить хорошими отношениями с Россией. «Все это побуждает нас в настоящий момент подходить с исключительной осторожностью к тем предложениям, которые могут быть нам сделаны другими державами в вопросе о Проливах», — резюмировал Сазонов. Россия не должна соглашаться на какие-либо исходящие от других держав ограничительные гарантии, которые могли бы стать в дальнейшем препятствием к окончательному решению вопроса о Проливах в желательном для России духе.

Российский министр, скорее всего не без помощи Извольского, вспомнил о трактовке вопроса о Проливах 1908 г., то есть в смысле предоставления прибрежным черноморским государствам в мирное время, с соблюдением известных условий, гарантирующих безопасность Константинополя, права выводить из Черного моря и вводить в него свои военные суда.