Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1907–1914)

В этот же день Сазонов вновь обратился через российского посла Бенкендорфа к Грею с предложением договориться с Германией на почве изменения контрактов с английским адмиралом и германским генералом[712]. Британское правительство сделало вид, что не возражает против этого предложения. В телеграмме О’Берни Грей писал: «Если выявится, что германское правительство готово согласиться на изменение контракта турецкого правительства с германским генералом в том случае, если контракт адмирала Лимпуса будет изменен так, чтобы его положение было аналогичным положению германского генерала, то мы будем поддерживать такое изменение»[713]. В тот же день помощник британского статс-секретаря по иностранным делам Никольсон повторил Бенкендорфу, что вопрос об изменении нынешнего положения адмирала Лимпуса принят во внимание в Лондоне.

Россия не могла допустить, чтобы Германия установила контроль над Проливами и завладела «ключами от дверей». Поэтому трудно было избежать крупного столкновения. «Проливы в руках сильного государства — это значит полное подчинение всего экономического развития юга России этому государству», — писал Сазонов царю 8 декабря[714].

Немецко-американский историк Г. Хальгартен, рассматривая значение проблемы Проливов для России, приходит к выводу, что «внутреннее развитие России должно было привести к усилению ее контроля над Проливами, независимо оттого, укрепилась Германия в Стамбуле или нет; однако этим, конечно, не сказано, что дело дошло бы до европейской войны и в том случае, если бы Германия не протянула руки к Проливам»[715].

Николай II 27 ноября (10 декабря) 1913 г. «начертал» в Ливадии на предъявленной ему телеграмме Гирса из Константинополя свое мнение о роли российского флота: «Продолжаю считать первейшим условием спокойного развития юга России безусловное преобладание ее черноморского флота над турецким. Поэтому нам предстоит необходимость чрезвычайных усилий для достижения в будущем этого преобладания на Черном море»[716]

. Между тем в конце декабря произошли некоторые изменения в позиции Берлина. По инициативе германского посла в Константинополе Ф. фон Вангенхайма возник план выхода из сложившейся ситуации. Его сущность состояла в том, что Лиман фон Сандерс будет повышен в чине. Это должно было послужить предлогом для оставления им командования 1 — м корпусом, потому что новый чин не соответствовал бы должности командира корпуса. Германского генерала переведут на новую должность, которая даст ему возможность руководить всей турецкой армией. Командование Сандерса корпусом продлится до тех пор, пока он не ознакомится с деталями турецкого военного дела и его недостатками. Реализация этого плана еще больше расширила бы полномочия Сандерса и усилила его влияние на турецкую армию[717]. На основе этого плана в самом начале 1914 г. начались переговоры между Россией и Германией. В это время британская дипломатия продолжала следовать своей основной линии, занимая промежуточную позицию между Россией и Германией. Выражая мнение английских политиков по этому поводу, британский посол в Петербурге Дж. Бьюкенен писал: «Мы не будем возражать против любых мер, которые Россия считает подходящими для обеспечения своих интересов. Но при нынешних обстоятельствах, по-моему, нет причин для того, чтобы мы пошли дальше этого»[718]. Эти слова Бьюкенена были одобрены Греем, который писал, что они выражают его точку зрения на это дело вообще

[719].

14 (27) января 1914 г. Лиман фон Сандерс был произведен в генералы от кавалерии германской службы, хотя, по мнению Ягова, он на это повышение не имел права. На следующий день он был произведен Портой в турецкие маршалы, что означало оставление им командования 1-м корпусом. Этим вопрос о военной миссии Лимана фон Сандерса был формально улажен[720].

Россия вынуждена была удовольствоваться этой уступкой Германии. Николай II, узнав об отстранении генерала Лимана от командования Константинопольским корпусом, заявил: «Пока нам следует приостановиться от дальнейших настояний — дать немцам передышку»[721]

.

Но уступка, сделанная Берлином, по существу ничего не меняла в положении германской военной миссии в Константинополе. «Очевидно, уступка эта имеет чисто фиктивный характер, и положение дел не меняется, — писал «Современник». — Германия остается хозяином в турецкой армии и на Босфоре, и Константинополь, в который мы не допустили болгар из опасения создать нового на него претендента… оказывается для нас безвозвратно потерянным»[722]. «Устранение генерала Лимана от командования первым корпусом, — писал Гирс Сазонову, — является лишь уступкой формальной, отнюдь не лишающей последнего решающего его влияния на военные дела в Турции»[723]. «Тут уже не Турция, а Германия дала нашим дипломатам крайне чувствительный щелчок, — писал «Вестник Европы», — наглядно показывая тем, чего они заслужили в Европе своею неумелою двусмысленною тактикой»[724].