Босиком по краю моря

– У вас такая нагрузка, что еще один проект вы не осилите. Я же вижу со стороны. Вы раньше одиннадцати вечера отсюда не уходите.

– Ерунда. Мне недалеко ехать. Через час я уже сплю.

– Все равно, силы надо беречь. На вас висят документальные фильмы, «архитектурный» проект, и сами знаете, что еще. Нельзя работать в ущерб здоровью и качеству конечного продукта.

– Подумайте, пожалуйста, – спокойно попросила Женя и положила перед Бояровым тонкую папку, – я вот набросала концепцию, что нужно, ну, и затраты. Приглашенные эксперты тоже уже есть. Я кое с кем переговорила.

– Ох, хорошо, – вздохнул Бояров и спросил: – А вы когда в отпуск собираетесь? Вы же у нас с июня? Скоро уже…

– Я знаю, ко мне уже из кадров приходили, напоминали. Но я… Я не хочу уходить на месяц. Я хотела бы взять дней пять. В Москву съездить, родителей проведать. И вернуться.

– Отдыхать нужно, – спокойно сказал Олег, – поверьте. Это вы сейчас на энтузиазме двигаетесь. А потом «машинка» выключится.

Пчелинцева растерялась. Она действительно хотела уехать на неделю. Родители скучали, кое-какие дела надо было сделать, а еще Корольков засыпал письмами, хоть почту не открывай. Женя терпеть не могла выяснять отношения, но ее «бывший» вдруг решил вспомнить все, что было, и в письмах упрекал ее в том, что они расстались. Пчелинцева хоть и была иногда разгильдяйкой, но в личных делах любила порядок и завершенность. Поэтому разговор с Корольковым был неизбежен.

Вадим Леонидович Суржиков тоже писал Пчелинцевой. Не так часто, как Корольков, но раза два в месяц Женя узнавала новости кафедры, Московского университета, а также городскую хронику. Удивительно, но тон этих писем был мягким, дружеским. Женя даже не верила сначала – расставались они очень жестко. И даже протекция, которую он оказал Жене, долго не меняла тональность их отношений. Но вот прошел год, и Пчелинцева обнаружила, что а) без писем Суржикова ей было бы скучно – они были чрезвычайно информативны, б) Суржиков оказался очень остроумным и милым корреспондентом. Пчелинцева несколько раз напоминала ему о его обещании посетить Дивноморск, расписывала ему красоты моря, но, увы, Вадим Леонидович не вырвался. И вот теперь Женя хотела приехать в Москву, привезти профессору подарки и отблагодарить его за такую весомую помощь. Задерживаться в Москве ей не хотелось. Работа увлекала, и под боком было море. В ноябре месяце Пчелинцева переехала в пригород и теперь занимала часть зимней дачи. Это жилье тоже оплачивало агентство. Дом был небольшим, но хорошо спланированным. Половина, в которой поселилась Женя, имела большую гостиную и кухню на первом этаже, две крохотные комнатки на втором. Наверху Женя устроила спальню и кабинет. Для этого она затащила наверх садовый стол и поставила его у окна. Теперь Пчелинцева могла сидеть за компьютером и смотреть на море. После этого переезда Женя окончательно уверилась, что попала в рай.

В Москву она уезжала в конце мая.

– Суржикову привет передайте, – сказал на прощание Бояров, – думаю, вы с ним обязательно встретитесь?

Фраза прозвучала вопросительно.

Женя растерялась, а потом ответила:

– Обязательно. Разумеется, передам. Конечно же, мы с ним встретимся.

– Ну, и славно! – Бояров как-то подчеркнуто озабоченно уткнулся в документы.

Пчелинцева про себя хмыкнула – она привыкла, что Бояров всегда вежлив, приветлив и радушен.

«Ладно, наверное, что-то болит у него», – решила Женя.

Ее поезд уходил в два часа дня. На работу в этот день она не пошла. Вместо этого сбегала на море и искупалась, потом посидела на берегу, позагорала. Собралась она быстро. В небольшую сумку уместились подарки – небольшие янтарные сережки для подруг и мамы, теплая капитанская фуражка для отца, для Королькова – альбом про дивноморский замок середины семнадцатого века и небольшая фляжка из олова. После долгих колебаний Суржикову она купила большую коробку темного шоколада и подарочное издание сочинений Эммануила Канта. Одежды с собой она почти не брала – уезжала в джинсах, с собой взяла куртку и легкий джемпер. В Москве у нее оставался целый гардероб.

Она была уже на вокзале, когда зазвонил мобильник.

– Да, Олег Тимофеевич, – ответила Женя, узнав телефон шефа.

– Евгения Ильинична, вы уже свою курицу дорожную развернули? – спросил Бояров.

– Нет, – рассмеялась Женя, – я без курицы. Но с шоколадкой.

– Ну, вот, – расстроенно произнес Бояров, – я думал, я вас порадую…

– В смысле? – не поняла Женя.

– Оглянитесь.

Пчелинцева оглянулась – Бояров шел по перрону.

– Что-то случилось? С выпуском программы?!

– Все нормально, – успокоил ее Олег, – вот, вам конфеты в дорогу. Отпуск – так отпуск!

– О, спасибо. – Женя приняла от него коробку с красивой крышкой.

– Не знаю, как на вкус, но шоколад качественный, темный.

– Думаю, они очень вкусные, – улыбнулась Женя.

И точно так, как это было в Москве, вдруг вокруг засуетились люди, стали поспешно прощаться. Женя заволновалась:

– Ой, кажется, уже пора… Так, Олег Тимофеевич, что вы хотели сказать?

– В смысле? – не понял Бояров.