Босиком по пеплу. Книга 3

— Мне так жаль, Эва…, — мое сердце сжимается от прозвучавшего в голосе tatlim неподдельного сочувствия. Искренние слезы ручейками стекают по бледным щекам моей жены, отзываясь внутри меня глухой болью. Только моя беззлобная импульсивная tatlim способна всей душой сопереживать убийце. Моя сладкая, не все люди заслуживают сострадания, и еще больше не нуждаются в нем.

— Прибереги свою жалость для себя, Алисия, — с неожиданной агрессией отзывается Эва. — Тебе тоже знакомо это чувство. Насколько хватило твоей свободной воли и гордости прежде, чем ты побежала за ним? Ты точно так же не способна выжить без своего короля. Мир становится черным, да, Алиса? Не хочется просыпаться по утрам, двигаться, есть, разговаривать…

— Это не так, не так, — сипло возражает Алисия.

— Не лги. Хочешь я угадаю, как проходили твои ночи? Ты до утра металась по кровати, обложившись трофеями, что он тебе щедро оставил, ты умирала, представляя, что он прямо сейчас ложится в постель с другой, и задыхалась от режущей боли, допуская мысль, что однажды узнаешь в её детях черты мужчины, сделавшего  тебя своей рабыней но не способного хранить верность ни одной. Ты же не думаешь, что на Вирджинии все закончится? Сколько пройдёт лет, или быть может месяцев до того, как появится кто-то еще? Может быть, ты даже не узнаешь, если такова будет его воля.  Все еще готова вернуться к нему и продолжить ублажать после всего, что он сотворил с твоей душой и сердцем? Готова поверить снова? В который раз? Сколько еще тебе нужно разбиться, чтобы осознать, что есть одно единственное спасение от этой болезни, — Эва делает короткую паузу, чтобы усилить эффект от следующей фразы: — Выстрелить первой.

— Нет… ты сошла с ума…, — отчаянно шепчет Алисия, осознав, куда клонит Ястреб. Я же не сомневался, куда именно заведет Эву Хоук её безумный замысел.

— Прими верное решение, и погибнет только один человек, — теперь она говорит совершенно спокойно, из глаз пропадает безумный блеск. — Помнишь мифологию, Алиса? Если бы Медуза Горгона обезглавила своего насильника до того, как прогневавшиеся боги обратили её в чудовище, совершила бы она преступление? Или спасла себя и те жизни, что могла принести в этот мир?

— Я не знаю…, — сдавленно отвечает Алиса.

— А я знаю, потому что я не смогла и стала чудовищем. Ты можешь спасти себя прямо сейчас, — Эва сдвигает сжимающий шею Алисии локоть в сторону, позволяя красным лазерным точкам нацелиться на открывшийся участок груди. Насмешливо ухмыльнувшись, она вызывающе смотрит мне в глаза, и склонившись к лицу Алисии, продолжает нести свой лихорадочный бред.

— Знаешь, каким было любимое развлечение Дамира? С периодичностью в месяц или два он давал мне в руки пистолет и только одну пулю из изготовленной специального для меня партии. Мой любимый требовал, чтобы я вставляла её в обойму и крутила барабан, а потом подносила дуло к своему виску и спускала курок. «Твоя судьба в руках Аллаха», — говорил он, — «А твоя воля — в моих». И он был прав.

— Нет, не прав. Не прав, Эва, — Лиса отчаянно пытается мотнуть головой, с каждым словом Ястреба все больше поддаваясь панике.

— Как считаешь, что мешало мне выстрелить в него? — с хладнокровным больным любопытством спрашивает Эва.

Поддев подбородок Алисии дулом пистолета, она заставляет её посмотреть на меня. И я падаю в эти голубые озера, объятые смертельным штормом. Шайтан, столько агонии и отчаянного ужаса я еще в них не видел. Нет, девочка, не позволяй этой суке забраться тебе в голову. Ей нужно именно это. Твоя боль, страх, страдание — все то, что она давно разучилась чувствовать.

— А что тебе мешает выстрелить в Амирана? — вопрос заставляет tatlim дернуться всем телом, словно это её тело только что прошила автоматная очередь.

Зрачки заполняют почти всю радужку, искусанные в кровь губы дрожат, но несмотря на боль, страх и агонию, пытаются сложится в ободряющую улыбку. её никто не видит, кроме меня, и только я знаю, каких душевных и физический мучений Алисе стоит это простое движение губ.

— Любовь, — сквозь слезы, выдыхает tatlim.

— Так кто из нас болен больше? — покровительственным сочувственным тоном отзывается Эва, добравшись до своей личной минуты славы. Это её финальный триумф, затмивший кратковременное удовлетворение от гибели тех, кто своими жизнями проложили её путь к победе.

Пройдет еще много лет, будут написаны бесчисленные тома уголовных дел, расследованы сотни новых деталей, опрошены десятки выявленных свидетелей, но, мы так никогда и не сможем до конца осознать и прийти к единому мнению — как ей удалось? Как одна сумасшедшая женщина едва не поставил на колени целое королевство? 

— Любовь — это не болезнь, — уверенно произносит tatlim.