Босиком по пеплу. Книга 3

— Что я должна была сделать, Мир? — восклицаю с глухой болью. — Хамдан истекал кровью, живой человек. Я думала, что ты несокрушим и бессмертен... Не бояться за тебя — ты так часто мне это твердил. Кто виноват, что я поверила? Мне безумно жаль, но произошедшего не вернуть. Давай забудем, вычеркнем тот день, прошу тебя. Я тебя выбрала, Ран.  И всегда буду выбирать, пока ты мне верен…, — пытаюсь прочитать ответ на свой немой вопрос в его глазах. — Ты мой мужчина, мой Мир, — бью ладонями по бетонной груди. — Думаешь, я просто так уйду? После того, как ты месяцами сражался за нас? — Амиран поворачивается, будто вспоминая, о чем я толкую.

Нам нельзя быть порознь. Вместе мы раздвинем океаны, зажжем звезды на небесах, свернем горы. Моя нежность и его сила — станут причиной взрыва, который изменит весь мир к лучшему. Мы перевязаны…мактуб.

Эмоции бьют через край. Между нами, стремительно разворачивается вращающаяся галактика. Пока наконец смотрим друг другу в глаза по-настоящему, а не через искаженное отражение. Воздух мгновенно покидает легкие, голова кружится, бабочки все разом восстают из мертвых.

— Скажи мне правду, — почти требую, умоляю его я.

— Мне нечего тебе сказать, tatlim, — обезличенным тоном отзывается Амиран, автоматически произнося последнее слово, выдающее часть его правды.

Я не одна здесь, в агонии. Мы вместе, танцуем по пеплу в шаге от пропасти. У него есть причины лгать мне…

— Скажи, Амиран, мы со всем справимся. Вместе. Не смей делать вид, что тебе все равно! Я знаю, что это не так, — ударяю крохотным кулаками по непробиваемой груди мужа и сразу же обвиваю его за плечи и шею и льну к нему, в поиске защиты и истины.  — Я тебе не верю, — отчаянно мотаю головой, ощущая, как едва сдерживаемый поток слез, разъедающей кислотой скапливается в уголках глаз.

— Придется поверить, tatlim, — опуская ресницы, Амиран начинает медленно застегивать пуговицы. Его взор снова меняется, и теперь он смотрит на меня, как на свою пуму, когда с его губ срывается хлесткий приказ «место».

— Нет, — упрямо мотаю головой.

«Ты не жена короля, Алисия. Ты моя единственная жена и королева, и всегда будешь ею.»

— Я любил тебя, Лиса. Но в мире действительно нет ничего вечного. Даже самый сильный пожар гаснет, во время дождя. Остается пепел. Но тебе об этом известно лучше меня.

— Ты лжешь, Мир, — отчаянно сопротивляюсь его равнодушию я, понимая, что теряю последние остатки гордости.

Наплевав на последствия, на его внешний холод и лед, я рывком прижимаюсь к нему. Жадно касаюсь губами его губ, захватываю в плен рта, втягиваю их грешную чувственность, пробуя на вкус. Я ничего не забыла, это также убийственно сладко и горячо. Больно. Взгляд плывет, разум накрывает поволокой тумана…срываю с Мира рубашку, ощущая, как он отвечает мне, властно стискивая в мощных ладонях талию. Бог мой…да.

Спускает корсет, оставляя налитую грудь частично оголенной. Прижимаюсь к нему чувствительными сосками, сильнее, плотнее. Даже игольное ушко не пройдет, между нами. Мое тело плавится об его — горячее, напряженное, сотрясающее своим величием. Потеряв самообладание, Мир целует меня так, словно залпом хочет опустошить и выпить все то, что хранила для него четыре месяца…ловкий язык скользит по моему, чувственный и жадный рот стискивает губы, втягивая, кусая, присваивая, забирая. Вкус похоти, любви, страсти, нежности, несказанных слов многообразием вкусов тает во рту.

Приоткрываю глаза, когда Мир сталкивает нас лбами. Он дышит прерывисто, я отвечаю в такт. Выражение его лица искажает гримаса боли, словно наш поцелуй стал для него невыносимой пыткой. За миг, все вновь меняется, и Мир вдруг до рези в костях, обхватывает меня за скулы и выдыхает около губ:

— Уходи, — бросает коротко. Жестко. Бескомпромиссно.

— Скажи, что не любишь меня, — дрожа всем телом, требую я.

Ответом мне служит горловой рык, от которого каждый волосок на моем теле встает дыбом. Нас по-прежнему разделяют считанные миллиметры.

— Скажи мне, — царапаю рельефы его спины ногтями. — Скажи, что не любишь меня. Что не любил, когда оберегал меня. Не любил — когда ждал нашего сына. Не любил — в той чертовой лодке, когда твои глаза блестели от счастья. Не любил — когда лежал со мной в больнице и беззвучно оплакивал его! Скажи, что не любил, когда подарил мне тот самый платок в машине, и сказал…

— Заткнись, tatlim! — рявкает Амиран.

— Скажи это все, и я уйду. Мир…нельзя так. Нельзя. Ты помнишь? Я тебя больше, — едва дыша, обвожу контур его губ большим пальцем, повторяя слова мужа. — Не забывай…я не забыла. А ты помнишь? — трусь об него грудью, всем телом. Его руки, едва касаясь, теперь ведут вниз по талии. — Помнишь? — беру его ладонь в свою и запускаю в свои волосы. Перебирает их пальцами, без всяких сомнений повторяя про себя мое имя.