Боже, спаси русских!

В XX веке миф о самом пьющем народе стойко закрепился за русскими. Фрейд и Ницше избирают героев Достоевского для иллюстраций к своим смелым теориям. Запад сталкивается с загадкой русской души, расхристанной, непричесанной, непонятно почему уверенной, что именно ей доверено расшифровать тайну отношений Бога и человека, саморазрушительной, не жалеющей ни себя, ни мира. Фрейдизм и ницшеанство дали описание явления, сделали его бесконечно интересным для разума и уха Запада, однако не смогли предложить объяснения природы широкой и загадочной русской натуры.

Сама русская культура часто удовлетворяется тем, что констатирует свою особую духовность. И неожиданно возникает прозрение: русский дух инаков потому, что пьян.

Запад бессознательно приходит к мысли, что природа русской души раскрывается в пьяной риторике. В нее включается и томление о величайших вопросах мира, и боль от созерцания человеческого несовершенства, и размах демонических натур, опрокидывающих навзничь все без исключения нормы. Бесконечный поиск переходит в сомнение, а затем в убежденность – и напрочь отвергает компромисс.

В XX веке даже пьяницам-персонажам Ремарка и Хемингуэя не приходит на ум оспорить у русских героев право называться самыми нетрезвыми.

Сама культура поддерживает и лелеет мифологию пьющего народа. Пьянство создает иллюзию освобождения, делает бесконечные проблемы относительными. Законы существования превращаются в набор ничтожных условностей, страхи отступают.

В знаменитом произведении Венедикта Ерофеева пьяный бред несет русского героя по реальности, условно названной «Москва – Петушки». Сама проблематика путешествия Ерофеева вроде бы понятна любой иноязычной культуре (пьют везде), однако для Запада остается непонятной нетрезвая риторика, рисующая в юродиво-покаянных интонациях Достоевского путь пьяной души по миру. Запад вновь и вновь пытается постигнуть странную русскую натуру, причудливость которой рождена, как выясняется, не любовью к водке, а страстью к словесному надрыву, выворачивающему душу наизнанку.

И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...

О ПРАЗДНИКАХ

Одно из самых гадких изобретений отечественной властной мысли – это десятидневные общероссийские новогодние каникулы. К 3 января 99 % россиян, как полные недоумки, стоят посреди комнаты, с притворным интересом вглядываясь в занавески и пытаясь понять, что они там шепчут.

Суть новогодних праздников – не завязать с кем-нибудь разговор, а в том, чтобы начать его с другим, более интересным объектом, прикольным и веселым, – занавесками, рюмкой и т. д. Едва они обмениваются кодовой фразой «Будь здоров», у них обнаруживается общий интерес к Нефертити, космосу, нейтрино.

Чтобы снять россиянина с кухонной табуретки в целости и сохранности, понадобится не менее трех человек или грозный окрик жены-тещи. А он все равно чувствует себя величайшим мудрецом. Только почему-то при этом не может четко сформулировать свое имя, а не то что великие мысли о Нефертити, космосе, нейтрино.

К 5 января старушки божьи одуванчики упаковками скупают алка-зельцер, потому что не могут смотреть на лица и походки прохожих без того, чтобы не замутило.

Читатель! Представь, а впереди еще пять дней негуманного для печени безделья. Будь здоров, читатель!

Где здесь выход?

При наблюдении за русской историей может создаться впечатление, что не было в нашей жизни просветов, одно зло сменяло другое, а человек искал спасения в бутылке, кружке, рюмке. Почему же так? Почему из всех мифов отечественной культуры на первое место выходит именно водка?