Боже, спаси русских!

Бутылка и птица-тройка

Особая тема литературы – изображение пьяных содружеств. Нет ничего более печального, чем вид одинокого пьяницы. Трудно найти что-либо более оптимистическое и торжественное, чем коллектив, вознамерившийся предложить миру пример образцового застолья.

В повести Гоголя «Тарас Бульба» «великая минута... дело, достойное на передачу потомкам» сопровождается поистине гомеровским пиром. Открываются баклаги и бочонки, сказочные реки «старого доброго вина» льются на славное воинство: «И козаки все, сколько ни было, брали: у кого был ковш, у кого черпак, которым поил коня, у кого рукавица, у кого шапка, а кто подставлял и так обе горсти». Тосты, провозглашаемые Тарасом, объединяют основные святыни: «Итак, выпьем, товарищи, разом выпьем поперед всего за святую православную веру... да за одним уже разом выпьем и за Сечь... Да уже вместе выпьем и за нашу собственную славу...» Православие, Сечь, слава уравниваются радостью и вином.

Одним из самых впечатляющих событий поэмы «Мертвые души» можно назвать таинственный поход Селифана и Петрушки. Сцена развивается в лучших традициях любовно-психологического и авантюрного романа. Все начинается знаком, символизирующим единомыслие: «...он взглянул с галереи вниз и увидел Селифана (...) они встретились взглядами и чутьем поняли друг друга». Здесь не нужно слов, достаточно взглянуть друг на друга, чтобы питейная страсть устремилась к воплощению.

Следующий пассаж напоминает описание дипломатов-заговорщиков. Тайна героев, видимо, настолько велика, что они предпочитают даже не намекать на нее, обмениваются пустячными репликами, лелея в душе мгновение, когда смогут наконец-то приблизиться к цели: «...оба пошли вместе, не говоря друг другу ничего о цели путешествия и балагуря дорогой о совершенно постороннем».

Совершив «недалекую прогулку», герои наконец достигли намеченного объекта: «Что делали там Петрушка с Селифаном, Бог их ведает, но вышли они оттуда через час, взявшись за руки, сохраняя совершенное молчание, оказывая друг другу большое внимание и предостерегая взаимно от всяких углов». Неожиданно проснувшаяся галантность в жестах и обращении может потрясти тех, кто потратил на обучение изящным манерам лучшую часть жизни. Алкоголь сумел научить этому всего за один час.

Поэма Гоголя стала первым в русской литературе произведением, включившим интерес героев к вину в систему значимых национальных черт, стала энциклопедией народных типов, которые «работали, пахали, пьянствовали, извозничали, обманывали бар, а может быть, и просто были хорошими мужиками...». Пьянство в этом перечне представляется частью национального мира, не менее естественной, чем работа или обман.

Парадокс «Мертвых душ» – водки народ пьет много, а авторские упреки отсутствуют. Толстой, например, увидит пьяного – не смолчит, осудит. У Гоголя все иначе. Пьянство связано с грустной темой «не своей смерти». О Петре Савельеве Неуважай-Корыто автор вопрошает: «...и какою смертью тебя прибрало? в кабаке ли или середи дороги переехал тебя сонного неуклюжий обоз?» Сапожник Максим Телятников, предположительно, «пошел попивать да валяться по улицам». Не радостней судьба Григория Доезжай-не-доедешь – «ни с того ни с другого заворотил в кабак, а потом прямо в прорубь, и поминай, как звали». В другом месте упоминается «фризовая шинель, горемыка неизвестно какого класса и чина, знающая одну только (увы!) слишком протертую русским забубенным народом дорогу...» – дорогу, ведущую в кабак.

Бунт маленького человека

Противоречиво отношение русской литературы к водке. С одной стороны, пьяный прекрасно вписывается в мифологию русского характера, его размаха и удали, с другой – злоупотребление чем угодно (властью, напитками) у нас в России воспринимается как должное. В «Женитьбе» повседневность неотделима от темы пьянства. Диалог Арины Пантелеймоновны и Феклы раскрывает во всем великолепии абсурда привычность и даже естественность явления.

– Ну нет, я не хочу, чтобы муж у меня был пьяница...

– Что ж такого, что иной раз выпьет лишнее – ведь не всю неделю бывает пьян; иной день выберется и трезвый.

В середине XIX столетия пьянство трактуется русской культурой и как проявление слабости характера, и как социальное зло. Между этими полюсами и пребывают писатели, то защищая, то увещевая пьяненького героя. Создаются красивые теории: измените общество – и человек исправится; дайте человеку идею, образумьте, научите и покажите, как жить. В литературе появляется образ «маленького человека», который активно приобщается к водке, находит в ней основного советчика и избавителя от неурядиц, нищеты и скуки жизни.

Тема пьянства пришлась очень «по вкусу» русскому психологическому роману. Герои Лескова, Салтыкова-Щедрина, Достоевского, в трезвом состоянии безмолвные, тихие, незлобивые или глухо обозленные, посетив трактир, неожиданно становятся красноречивыми, точными, язвительными в оценках. Благодаря водке они преображаются, каламбурят, негодуют, рассуждают о метафизических вопросах, дискутируют.