Божественные соперники

Айрис долго смотрела на него, раздумывая, стоит ли читать. В итоге она так и не прикоснулась к письму и принялась собирать вещи в потрепанный мамин саквояж. Она решила взять с собой любимые брюки, летнее платье, несколько блузок и косынку. Туда же положила письма от загадочного корреспондента, томик любимых бабушкиных стихов, тщательно запечатанную урну с прахом мамы и тренч Фореста, поскольку в последнее время стало слишком тепло для верхней одежды.

Очень много вещей пришлось оставить, но Айрис решила взять только то, что для нее важно. И даже если она добьется невозможного и станет военным корреспондентом, разве ей позволят брать большой багаж?

Она хотела было прихватить смятый номер «Печатной трибуны» с расплывшимся рисунком эйтрала, но решила оставить газету на столе, сложенную и перевернутую вниз рисунком.

Осталась еще одна последняя вещь, которую она хотела взять с собой.

Айрис прошла в гостиную, где оставила коробку с мамиными вещами, к которой не притрагивалась с тех пор, как принесла домой. Порылась в ней, пока не блеснуло что-то золотое – цепочка с медальоном, которые мама носила после отъезда Фореста.

Айрис повесила цепочку себе на шею, спрятав под блузкой. Медальон холодил кожу, и девушка накрыла его ладонью. Она знала, что в медальоне: миниатюрные портреты ее самой и Фореста. Свой ее не интересовал, но лицо брата… она молилась, чтобы портрет привел ее к нему. А не молилась она уже очень давно.

И, наконец, последнее, что ей понадобится, – печатная машинка.

Айрис нашла в гардеробе футляр, аккуратно обошла письмо, которое по-прежнему валялось на полу, и упаковала печатную машинку вместе с оставшейся у нее бумагой и печатной лентой. Футляр был тяжелым, с двумя латунными замками и деревянной ручкой. Девушка взяла его в одну руку, саквояж – в другую и в последний раз окинула взглядом спальню.

Письмо снова попалось ей на глаза.

Айрис было любопытно, что он написал, но у нее сложилось странное впечатление, что в письме окажется всего лишь настойчивая просьба ответить. А если он узнает, что она решила стать военным корреспондентом, то попытается отговорить.

Айрис приняла решение – решение окончательное. Она уже слишком устала, чтобы спорить.

Девушка вышла из квартиры.

Письмо осталось лежать на полу в пятне солнечного света.

Часть вторая

Вести издалека

15

«Третья Алуэтта»

В «Вестнике Оута» было тихо.

Роман сидел за своим столом, заваленным заметками, и смотрел на чистый лист, заправленный в печатную машинку. Ему бы радоваться. Он закрепил за собой должность колумниста. Больше не нужно беспокоиться, что на его столе наведут беспорядок. Не нужно бежать к информационному стенду, чтобы перехватить задание. Не нужно притворяться, будто слишком занят, чтобы пойти съесть сэндвич.

Настала жизнь, которую он хотел… почему же она кажется такой пустой?

Он сходил налить себе еще чаю, подавляя искушение глянуть на пустой стол Айрис. Пока он клал в чай ложку меда, к буфету подошла одна из редакторов.

– Как-то странно без нее, правда? – спросила она.

– Без кого? – Роман изогнул бровь.

Редактор лишь улыбнулась, будто знала что-то неизвестное самому Роману.

Вечером он ушел последним – накинул плащ, выключил лампу. Он не написал ни слова и был раздражен.

По пути домой в трамвае он, нервно постукивая пальцами по бедру, размышлял над тем, как быть дальше, как лучше разрешить дилемму, с которой столкнулся. Если он не выкажет никаких эмоций, отец должен его услышать.

Придя домой, он сразу нашел отца в его кабинете. На столе у него стоял странный ящик с наклейками «ОСТОРОЖНО» и «ОБРАЩАТЬСЯ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ».

– Роман, – приветствовал отец, оторвавшись от гроссбуха. В зубах он сжимал сигарету. – Как прошел первый день в новой должности?

– Отец, я не женюсь на ней.

Выдав это заявление, Роман испытал такое облегчение, какого никогда в жизни не чувствовал, пока мистер Китт не прищурился. Отец, не торопясь, смял сигарету в пепельнице и встал. Его высокая фигура отбросила кривую тень.

– Что ты сказал, Роман?

– Я не женюсь на Элинор Литтл. – Он говорил ровным тоном, с невозмутимым выражением лица, как будто ничего не чувствовал, просто констатировал факт. – Мы не подходим друг другу, но я могу служить семье другими способами. Мне бы хотелось обсудить их, если у тебя есть время.

Отец улыбнулся. В свете настольной лампы улыбка блеснула как серп.

– Что именно обсудить, сынок?

– Мою свободу.

– Твою свободу?

Роман стиснул зубы.

– Да. Я уже отказался от одного своего желания в угоду тебе.

– Ты о чем, Роман? А, погоди. Припоминаю, – усмехнулся мистер Китт. – Ты хотел потратить впустую несколько лет жизни, изучая в университете какую-то там литературу. Я тебе уже говорил, но, наверное, надо сказать еще раз: с таким дипломом ты ничего не добьешься. Зато как колумнист в «Вестнике Оута» ты можешь пойти далеко. Я желаю тебе добра, сынок, даже если сейчас ты этого не понимаешь. Когда-нибудь ты еще скажешь мне спасибо.

Роман призвал на помощь все свое самообладание, чтобы не вспылить. Подавив возражения, он процедил сквозь зубы: