Божественный ветер. Жизнь и смерть японских камикадзе. 1944-1945

Вечером 13 августа начальники оперативных отделов армейского и флотского Генштабов встретились с начальником отдела военных проблем министерства обороны. Они договорились отложить созыв совещания в императорском дворце на возможно более поздний срок и использовать это время для того, чтобы побудить руководителей государства, склонявшихся к капитуляции, дать противнику последнее сражение. Решили, что адмирал Ониси попросит принца Такамацу повлиять на министра ВМС Ёнаи и командующего флотом Осами Нагано, лидеров партии капитуляции. С той же целью капитану 3-го ранга Дохи поручили встретиться с адмиралом Нагано, контр-адмиралом Томиокой и попросить их встретиться с адмиралом Косиро Оикавой, а капитану Тосикадзу Омаэ поручили повлиять на адмиралов Наокуни Номуру и Нобутакэ Кондо.

Адмирал Ониси как раз направлялся на встречу с принцем Такамацу, когда я его встретил впервые после прибытия в Токио. Он тепло меня поприветствовал, но строгое выражение лица выдавало его озабоченность. Припоминая негативный эффект, произведенный его недавними замечаниями, и рассчитывая на воздержанность адмирала от каких-либо резких заявлений в присутствии принца, я сказал:

– Три дня назад я встречался с его высочеством и сообщил ему о замечательных результатах вашей деятельности. Я также заверил его, что вы всегда скрупулезно выполняете приказы и пунктуально следуете указаниям императора.

– Значит ли это, что я должен подчиняться приказам даже в условиях гибели страны? – резко спросил адмирал.

– Кто знает, погибнет или выживет наша страна? – возразил я. – Не является ли предположение о гибели страны просто плодом вашего воображения? Не следует ли вам поступать так, как вел себя Дай Нанко,[42] который после встречи с Бомоном последовал указанию императора?

Адмирал Ониси сделал короткую паузу, обдумывая мои слова, затем продолжил свой путь, больше не отвечая на вопросы.

По истечении дня я, естественно, все больше беспокоился об исходе встречи адмирала Ониси с принцем и решил дожидаться возвращения адмирала в его кабинете в помещении штаба.

Ночное небо затянули тучи, было темно. В полночь лишь моросящий дождик нарушал тягостную тишину. Время тянулось ужасно медленно. В 2.00 у подъезда остановился автомобиль. Адмирал тяжело поднялся по ступенькам и, входя в кабинет, пробормотал с глубоким вздохом:

– Все кончено. Принц не станет влиять на адмиралов до тех пор, пока не будет представлен конкретный и реалистичный план внушительного удара по противнику. Зная о настроениях командования ВМС, я сходил к начальнику армейского штаба. Он ничем меня не обнадежил, поскольку армия тоже не располагает никаким планом. Очевидно, все кончено.

Я разделял чувство безысходности адмирала и воскликнул:

– Какая трагедия! – Затем меня осенила внезапная мысль, и я добавил: – Не сработает ли это? Что, если на время пойти на хитрость, попросить подождать, пока император не сообщит о решении капитулировать Великой гробнице?[43] Такая просьба имеет смысл, поскольку император, естественно, сообщит гробнице о столь важном решении, как он делал это перед началом войны. Согласие на это даст нам время разработать план. Не следует ли попросить об этом принца?

– Стоит попытаться, – сказал Ониси. – Добейтесь, чтобы принц вас принял, и попросите его обратиться с таким запросом.

Но за этим последовал сумасшедший день. Я не смог увидеться с принцем. Решение о безоговорочной капитуляции Японии уже было принято и вступило в силу.

Харакири

15 августа было опубликовано решение о капитуляции Японии. Вечером того же дня адмирал Ониси пригласил в свою резиденцию несколько офицеров. Они разговаривали до полуночи, затем участники встречи разошлись.

Где-то перед наступлением утра помощнику адмирала Ониси сообщили, что его начальник совершил харакири. Помчавшись в резиденцию адмирала, помощник обнаружил тело Ониса в кабинете на втором этаже, где он выпотрошил себя японским мечом традиционным способом. Брюшная полость была аккуратно рассечена, но последующая попытка адмирала перерезать себе горло была не столь успешна. Когда помощник прибыл, адмирал находился еще в сознании и сказал:

– Не пытайся мне помочь.

Таким образом, отказавшись как от медицинской помощи, так и от последнего удара с целью освобождения от предсмертных мук, он агонизировал до шести часов вечера. Его желание продлить страдания, очевидно, было актом искупления. Оставшись вечером предыдущего дня один после ухода офицеров штаба, адмирал Ониси написал записку следующего содержания: