— Клянусь, что в княжестве, Богом мне данном, свободно, безопасно и беспрепятственно будет провозглашаться слово Божье. Что Тело и Кровь Господа Христа будут раздаваться верным под обоими видами, хлеба и вина, по установлениям Писания и учения Спасителя. Что папские священники будут лишены светской власти над богатством и временным имуществом, и что временное имущество и богатство будет у них отнято, ибо мешает им жить, верить и учить так, как поступал Христос со своими апостолами. Что все смертные грехи и явные проступки против закона Божьего будут покараны. Да поможет мне Бог и Святой Крест.
Закончив, князь встал на колени. К нему подошел Бедржих, подал князю поднос с облаткой, а после нее чашу с вином. Потом поднял сосуд обеими руками.
—
— Аминь! — ответили собравшиеся.
Волошек встал, бряцая оружием.
— Сделано, — обернулся он к стоящим поближе. — Пойдем поедим что-нибудь. И выпьем.
Учта[941]
проводилась у францискацев, в трапезной. Стены были покрыты мозаикой трещин, а внутри все еще стоял запах горелого. Но монахи настаивали, чтобы принять у себя князя, и все знали почему. Обращенный в Чашу и чешскую веру Волошек не скрывал своих намерений повыгонять из Глогувека ксендзов, прелатов и колегиатских каноников. Меньшие Братья рассчитывали, что им он позволит остаться.Францисканские повара превзошли самих себя в кулинарном мастерстве. На столе красовались четыре огромных кабана, каждый нафаршированный свининой и колбасами. Четыре оленя. Восемь сарн, двенадцать поросят, двенадцать тетеревов, куча ветчины, окороков, колбас и полотков. Картину дополняло множество куличей, пирожных, пряников и мазурок. Середину стола занимал целиком запеченный вол с позолоченными рогами, украшенный сделанными из сала надписями. Первая была:
Выпивка тоже была соответствующая: четыре бочки кипрского вина,
Сорок дней поста сделали свое дело. С большим усилием выдержав, пока бледный настоятель отчитает
Князь Болько расстегнул пуговицы вамса и срыгнул. Протяжно и по-пански.
— Да, поднатужился нищенский орден, — сказал он. — Хотя я понес издержки, чтобы не разрушить их до основания. Плохие времена настают для монахов и попов. Разгоню всех на все четыре стороны. Вы обратили внимание на настоятеля, какая рожа бледная, какой кислый там сидит? Как на стену уставился, будто бы «мане, текел, фарес» там увидел? Францисканцев, впрочем, мне даже жаль, потому что они порядочная братия, одни поляки и чехи, верные принципам святого из Ассизи. Лечили больных, помогали страждущим, где беда, где горе, где несчастье, всегда были там, где в них нуждались. Так что жаль мне будет их выгонять. Но прогоню. Идет Новое, великие изменения, революция, последние станут первыми и
— Так это вы, — сказал один из польских гостей, Леливита, — пресвитер Бедржих из Стражницы?
— Я, — подтвердил Бедржих, перестав на минуту ковыряться в зубах. — А вы Спитек Лелива из Мельштына, сын краковского воеводы. А вы пан Миколай Корнич Сестшенец, бедзиньский бургграф. Как видите, мне известны не только ваши имена и гербы, но и ваши должности. Разрешите и мне представиться по должности. В результате заключенного сегодня союза и совместных действий вскоре вся Верхняя Силезия будет покорена и будет принадлежать Табору, Сигизмунду Корыбутовичу и присутствующему здесь князю Болеславу. Я же буду иметь ранг и титул
Волошек, новоиспеченный адепт учения Гуса, внимательно посмотрел вокруг, проверяя, позволяет ли говорить свободно нетрезвость других пирующих.