BrainStorm: Ты не один. От песочницы до стадиона

Яйца! Вот главная тема моей жизни. У меня проблема со словом «нет» и «не могу». Это мною руководит, заставляет вечно что-то кому-то доказывать. Человек просто скажет «невозможно» – и этим бросит мне вызов. Во мне есть тяга к саморазрушению. Странно, но это связано с творчеством – после диких выходок освобождается большое количество творческой энергии, я становлюсь на многое способен. Это очень нездоровый образ развития, но я в нём застрял.

Одно время были в моде зимние трассы, где за небольшие деньги можно было полихачить на старых «Жигулях». Тормозов на тех машинах не было, только манёвры на скоростях. Разумеется, я пёр полным газом, даже там, где нужно было тормозить, и однажды со всего маху воткнулся в огромную снежную стену. С интонациями того тренера по боксу ко мне подбежал хозяин трассы: «Храбрости у тебя не отнять, но мозгов мало – вылезай и проваливай». Во мне это есть – люблю дернуть льва за усы. Я самый радикальный в BrainStorm, люблю всех провоцировать, и очень хорошо, что у нас есть баланс. Ренарс более осторожный и прагматичный, он может иногда пойти на риск, но чаще остановится. А я обязательно возьму палку и ткну в муравейник, ведь это интересно. Я люблю выйти за рамки и вызвать конфронтацию, мне нужен адреналин.

Внутри меня сидят князь Мышкин и Рогожин. Пока они ладят, я в порядке.

Мышкин – это Ганди, мать Тереза, апостол Павел, он за добро и свет, мне с ним хорошо, я бы не прочь так прожить всю жизнь. Но просыпается Рогожин. Он пока сильнее, и с ним все низкие частоты – азарт, деньги, секс. Я не хочу врать никому про то, кто я такой. В юности я был беспринципным, для меня было нормой крутить сразу несколько романов. Но с годами я понимаю – что посеешь, то и пожнёшь. Я против двуличия и лукавства, расхождения слова и дела. Если я пьяница – я так и говорю: «Да, люблю напиться в конце недели!» Если я игрок: «Да, я хожу в казино раз в месяц, мне это нужно».

И да, мне нравятся девушки, что я могу поделать! Такой я человек. Стоит признать свою неидеальность, и сразу станет легче жить. Мне всё равно, что скажут про меня.

Мне повезло, что мои недостатки со скрипом, но вписываются в моральные рамки – я не тра*аю животных, не потрошу людей и не бегаю голым по парку.

Есть деревья, которые гнутся и поднимаются, а есть те, которые ломаются пополам. Я ломаюсь. Я не гнусь. Это и хорошо, и не очень. Это всегда может быть летально – ну, если не физически, то психологически. Стержень во мне поставил отец. Он звал меня Пуйшелс – это что-то вроде Пострелёнка. Ремень в ту пору был нормальным явлением, хотя сестры говорят, что им досталось больше – я был младшим и любимцем в семье. Отец вовремя поймал некий рубеж, за который меня пускать нельзя. Лет в 14 у меня были старшие друзья на грани криминала, и я, как искатель приключений, легко поддавался их влиянию. Папа жестко поставил меня на место, я получил такую пощёчину, что даже кровь из носа пошла. Папа всегда был для меня примером, как находиться в системе и оставаться самим собой, не терять внутреннюю свободу. Первые уроки эстетики, культуры и искусства обращаться с барышнями тоже он мне преподал.

У папы очень сильная харизма. Каждое утро он просыпался, завтракал – и садился за полотно. Дважды в неделю волейбол – меня он всегда тащил с собой. Это поставило корни для меня, и я по сей день живу в его матрице – тоже утром сажусь за барабаны, потом пробежка, дальше прочие дела. Хотят этого родители или нет, дети будут их копировать.

Я помню концерт, на который мои родители пришли, а я нет. После развала Советского Союза папа получил обратно дедушкин дом. Он был огромный, комнат на двенадцать плюс несколько печей. Целыми днями нужно было колоть эти проклятые дрова – руки все в мозолях, а ты всё лупишь топором. Наверное, тогда я себе и пообещал, что сделаю всё в жизни, чтобы мне не пришлось больше колоть дрова. Барабаны отлично заменяют физическую работу, я лучше по ним поколочу. А тогда я просто постоянно пытался увильнуть. Меня вообще тяготили эти мужские хозяйственные дела по дому с папой – держать конец доски, гвозди подавать… тоска.

В тот день из-за дров мы с папой крепко поругались, я психанул, собрал свои вещи, вылез через окно и сбежал на дачу, где обычно мы жили только летом.

Я остался там ночевать, родители даже не знали, где я. Я был настолько обижен на ситуацию, что на следующий день даже не поехал в Ригу на презентацию мини-альбома BrainStorm – нам не надо было там играть, только присутствовать, но всё же, получается, я немного ребят своих подвёл. Это была моя страшная месть родителям – вот пусть они сейчас там стоят и думают, да! Таков мой резкий характёр. Сейчас, конечно, на семейных праздниках мы можем посмеяться над этим – мы всегда собираемся на Рождество и юбилеи родителей, очень весело всё проходит, иногда вспоминаем детство.