Брак и мораль

Для Малиновского оказалось совершенно невозможным, несмотря на все его старания и доводы, убедить своих приятелей-островитян в существовании такого явления, как отцовство. По их мнению, это все были глупые выдумки, сочиненные миссионерами. Христианство – патриархальная религия, которую невозможно сделать эмоционально или интеллектуально понятной для людей, не признающих отцовства. Ведь вместо Бога-отца пришлось бы вводить Бога-дядю по матери, что не совсем корректно, поскольку отцовство подразумевает власть и любовь, а в Меланезии власть у дяди по матери, а любовь – у отца. Жителям Тробрианских островов невозможно внушить идею, что люди – дети Божьи, ибо они не в состоянии постичь, как кто-то может быть ребенком какого-либо мужчины. Отсюда следует, что миссионерам надлежит перво-наперво разобраться в вопросах физиологии, а уж затем браться за проповеди. Из наблюдений Малиновского очевидно, что миссионеры не преуспели в решении первоначальной задачи, а потому не преуспели и в распространении Писания.

Малиновский утверждает – и в этом отношении, думаю, справедливо, – что если мужчина находится рядом с женой во время беременности и родов, у него возникает инстинктивная привязанность к ребенку, когда тот рождается, и такова основа отцовских чувств. «Отцовство… хотя и кажется поначалу лишенным всякого биологического основания, глубоко коренится в естественных склонностях и органических потребностях»[7]

. Однако Малиновский полагает, что, если мужчина отсутствует рядом с женой, пока та пребывает в тягости, он изначально не будет испытывать инстинктивной

привязанности к ребенку, хотя, если обычаи и племенная этика побудят его к близости с этой женщиной и этим ребенком, привязанность все же разовьется, как случилось бы, будь он возле матери с самого начала. Во всех важных человеческих отношениях социально желательные действия, где инстинкт слишком слаб, чтобы оказывать непреодолимое влияние, подкрепляются социальной этикой, чему примером служит поведение этих дикарей. Обычай требует, чтобы муж матери заботился о детях и оберегал их в малолетстве, и этот обычай не вызывает отторжения, поскольку он в целом соответствует человеческим инстинктам.

Инстинкт, на который Малиновский ссылается в попытках объяснить отношение отца к своим детям среди меланезийцев, распространен, полагаю, шире, чем может показаться при чтении его работ. На мой взгляд, мужчинам и женщинам присуща склонность испытывать привязанность к любому ребенку, о котором ему или ей выпало заботиться. Даже если исключительно обычай, правила общежития или некий гонорар выступают непосредственным поводом к заботе со стороны взрослого, сам факт заботы в большинстве случаев способствует возникновению привязанности. Без сомнения, это чувство усиливается, когда мать этого ребенка – женщина, которую ты любишь. Поэтому становится понятным, что эти дикари окружают детей своих женщин должной заботой и опекой, и можно с уверенностью утверждать, что схожее чувство лежит в основе той любви, которую цивилизованные народы испытывают к своим детям. Малиновский заявляет – и ему крайне трудно что-либо возразить, – что человечество в целом наверняка проходило ту стадию развития, на которой ныне находятся жители Тробрианских островов, поскольку в истории наверняка был период незнания отцовства и отрицания отцовства. Семьи животных, где есть отцы, должны строиться аналогично, ничего другого тут быть не может. Лишь среди человеческих существ, когда отцовство было осознано, это чувство приняло ту форму, которая сегодня для нас привычна.

Глава 3. Господство отца