Брак по-американски

Я знаю, что у нас уже некоторое время все сложно. Я был неправ, что вычеркнул тебя из списка, а ты была не права, что не стала со мной спорить. Но сейчас не время обвинять друг друга в том, что мы уже не можем изменить. Мне жаль, что я не отвечал на твои письма.

Вот уже больше года я ничего от тебя не получал, но глупо ждать писем, когда ты думаешь, что я тебя игнорирую. Ты думала, я тебя забыл? Надеюсь, мое молчание не причинило тебе боли, но мне самому было больно, а еще – стыдно.

Станешь ли ты меня слушать, когда я скажу, что эти пять лет уже в прошлом? В прошлом для меня и для нас с тобой.

Я знаю, что в одну реку два раза не входят (помнишь тот ручей в Ило? Как мост поет?). Но я знаю наверняка, что ты не развелась со мной. И я просто хочу услышать, почему ты решила остаться моей законной женой. Даже если сейчас твои мысли заняты кем-то еще, все эти годы я оставался твоим мужем. Я представляю, как мы вдвоем сидим за кухонным столом, в нашем уютном доме, обмениваясь тихими словами правды.

Джорджия, это любовное письмо. Все мои поступки – это любовное письмо к тебе.

С любовью,

Рой

Часть II

Накрой для меня стол

Андре

Наверное, это все равно что жениться на вдове. Ты перевязываешь ее раны, утешаешь ее, когда к ней вдруг подкрадываются воспоминания и она плачет без видимой причины. А когда она перебирает прошлое, ты не указываешь ей на то, что она решила не вспоминать, а говоришь себе, что глупо ревновать женщину к мертвому.

Но что еще мне оставалось делать? Я знал Селестию Давенпорт всю свою жизнь, и любил ее столь же долго. Такова правда, простая и настоящая, как наш Старый Гик, вековое дерево, растущее между нашими домами. Влечение к ней прошило мое тело, как родимое пятно в форме Млечного Пути, которое въелось мне в лопатки.

В день, когда мы получили новости, я осознавал, что она принадлежит не мне. Но под этим я не имею в виду, что, по крайней мере на бумаге, она была замужем за другим мужчиной. Если бы вы ее знали, вы бы поняли, что она и ему никогда не принадлежала. Я не уверен, осознавала ли это она сама, но женщина вроде нее никогда не будет никому принадлежать. Но эту правду можно разглядеть только с близкого расстояния. Представьте себе двадцатидолларовую банкноту – кажется, что она зеленая, но если присмотреться, то увидишь темно-зеленые чернила на бежевом фоне. А теперь вернемся к Селестии. Даже когда она носила его кольцо, она не была его женой. Она просто считалась замужней женщиной.

Я знаю, в мире есть мужчины гораздо более достойные, чем я, которые бы вырвали чувства с корнем и сожгли бы все дотла в тот же день, когда Роя приговорили к сроку, тем более по ложному обвинению. Я всегда знал, что он ни в чем не виноват. Все мы это знали. Я разочаровал мистера Давенпорта – он считает, что я должен был вести себя как мужчина, не трогать Селестию, чтобы она превратилась в живой памятник страданиям Роя. Но те, кто меня не понимает, просто не знают, каково это – любить человека с тех самых пор, как ты едва научился переставлять ноги, чтобы ходить, и растягивать губы, чтобы говорить.

Знаете, я ведь был свидетелем у них на свадьбе. В день, когда она вышла за Роя, я поставил свою подпись на листе бумаги – Андре Морис Такер, хотя моя правая рука дрожала так сильно, что мне пришлось придерживать ее левой. В церкви, когда священник спросил, есть ли у кого-то возражения, почему они не должны вступать в брак, я, стоя у алтаря, оставил свое мнение при себе – мою талию обхватывал широкий пояс, а в груди неровно бился пульс. В тот весенний день она говорила искренне, но нужно принимать во внимание и последующие дни, и те, которые накопились до.

Начну заново. Мы с Селестией выросли на одной узкой улице на юго-западе Атланты. Она называлась Лин Вэлли – съезд с Линн Драйв, которая примыкает к Линхерст Драйв. Тупик считался преимуществом, потому что мы могли играть на улице и не бояться, что нас собьет машина. Иногда я завидую современным детям – у них есть и тхэквондо, и психотерапевты, и погружение в языковую среду, но в то же время мне нравится, что, когда рос я, от ребенка требовалось только жить и радоваться.

Все семидесятые мы играли без особого присмотра, но все оборвалось, когда город потрясла серия убийств. В память о двадцати девяти убитых и пропавших мы повязали на Старого Гика желтые ленты. Это были страшные несколько лет, но угроза миновала, желтые ленты истрепались и опали вместе с листвой, и их сожгли вместе с листвой. А мы с Селестией продолжили жить, любить, расти и учиться.